Избегая заразы, оградившись заставами, царское войско стояло на Городище. В царскую ставку и поскакал Матвей. Никакого конкретного плана у него не было, положил действовать по обстоятельствам. Дать письмо как подлинное, не пройдет – признаться в подделке, упасть в ноги.
Опричники из влиятельных расположились в новгородских избах, изгнав прежних владельцев. Кто победнее, жил в раскинутых шатрах, палатках, сидел под натянутыми пологами. Годунов вместе с царскими сыновьями расположился в четырехклетном доме состоятельного торговца. На аршин от земли дом был укреплен камнем. Дальше шла бревенчатая кладка.
Матвей подъехал, когда привезли с прогулки Феодора Иоанновича. Его, страдавшего телесной и душевной немощью, вывели из возка Борис Годунов и Василий Шуйский. На бледном отечном лице отрока болезненно блестели огромные выпуклые глаза. Ездили гонять голубей, то было одно из любимейших занятий царевича. Феодор возбужденно путано пересказывал перипетии приключения. Вот Шуйский, едва не сорвавшись, лезет на боярскую голубятню. Вот свистит, сунув три пальца в рот, Годунов. Вот он сам, Феодор, машет поданной ему веточкой.
Феодора повели кормить и спать укладывать. К крыльцу же ухарски подкатили две тройки, сопровождаемые отцом и сыном Басмановыми. Собрали новгородских девок, кого силой, кого посулами, развлекать царевича Ивана. Распоряженье государя. Руководствуясь особыми понятиями о воспитании, он растил львенка.
Басмановы, смеясь, поглядывали на Матвея, вспоминая, как надысь гоняли его дядю с Ананьинскими девками. Уезжать они не торопились, ожидая удовлетвориться теми бабами, которых царевич отвергнет. Матвею пришлось щедро дать холопу полкопейки на вызов Годунова.
Борис, по своему обыкновению не ходивший один, вышел сопровождаемый Василием Шуйским. Пригласил Матвея в холодные сени, спросил о вопросе. Матвей переминался с ноги на ноги. Достал изрядно помятое подделанное дядей Яковом Магнусово письмо, протянул Годунову. Изложил обстоятельства вручения послания. Напомнил, что другие, английские, письма через Малюту отдал государю давно.
В невыразительных глазах Годунова будто птица порхнула:
- Чего ж с этим-то тянул?
Борис поднял письмо на свет, пытаясь угадать вложенный текст или смотря, нет ли некоего вложения. Матвея поразил взгляд Бориса на надпись на конверте. Годунов не скользил по буквам, а охватывал адрес целиком. Будучи неграмотным, Матвей подобным образом пялился на написанное. Не мог же Годунов, принимавший царскую корреспонденцию, не знать грамоты? И все-таки, это было именно так.
Годунов попросил Шуйского принести гусиное письмо с чернильницей и книгу, куда записывались принятые письма. Василий не заставил себя ждать. Годунов попросил Матвея расписаться в книге. Матвея коробило расписываться за письмо, внутри которого была только нарисованная рукой дяди корона. Годунов изучал его замешательство. Без росписи нельзя. С тяжелым сердцем Матвей поставил крест.
В сени грузно вошел старший Басманов. Глянул на выложенные письма. Сказал: Годунова Иван-царевич зовет. Годунов и Шуйский ушли. Матвей, одолеваемый предчувствиями, поехал хоронить деда Константина. По завещанию внуку досталось изрядно леса. Разгоняя дурные мысли, Матвей прикидывал, как сожжет лес на корню, а золу продаст иноземцам на вывоз, для тамошних земель удобрения.
Царь призвал Годунова в церковь Вознесения. Храм был пуст, темен. За высокими окнами белесо распросталось небо. Серый свет накинул на пол дымный покров. Государь простоволосый, в длинной парчовой однорядке ходил от иконы к иконе, зажигая свечи. Желтый огонь очерчивал круги возле шандалов. Длинная фигура царя в красном переходила яркого света в темень, как уток ныряет и является вновь, когда ткут.
Иоанн заговорил не сразу, и Годунов был вынужден ходить за ним по пятам, подавая свечи, тоже зажигая. Все, что делал Годунов, Иоанн не принимал: поправлял все его свечи. Сам торопился опередить зажечь. Подлаживаясь царя, Борис стал лишь ставить свечи. Но и это вызвало недовольное сопение. Царю хотелось, чтобы Борис делал не так, он же исправлял.
- Привез Басманов царевичу девок?
- Привез.
- Грязь все то и непорядок, блуд. Хотел тех курв себе, потом - думаю, сыну. Уж больно в вере он рьян. Без разуменья, все однозначно принимает. Пока в Новгороде, седьмой своелично сочиненный тропарь мне преподнес. Меру во всем, в вере - особенно надобно знать. Да и пускай на баб не залипает. Ценны они, пока желание. Кончил дело, гуляй смело. А то некоторые мыслят, только у них такая. Вот бабы дурачьем и вертят. Бабы, как куры, только опереньем разнятся. Чего одна даст, в том и другая не откажет. Чувство телесное – не больше, не меньше.
Годунов глядел на острую бородку царя, на рассеченный багровый от земных поклонов лоб и не говорил ни слова. Обильные казни возогнали религиозное рвение государя. Он удалялся в сугубую строгость, не терпел собственные и чужие слабости. Если чего-то одобрял на словах, никогда не значило - то и душевно.