Иоанн Павел II: Поляк на Святом престоле

Вторая организация, более понятная широким массам, играла на антинемецких настроениях поляков и стремилась вывести церковь в Польше из подчинения Святому престолу. На пике своего развития ксендзы-патриоты насчитывали до тысячи членов, что составляло 10% всего духовенства страны. Излишне говорить, что обе эти организации находились во враждебных отношениях с Апостольской столицей и польским епископатом.

Тучи над костелом сгустились до такой степени, что Сапега счел необходимым оставить 6 марта 1950 года тайное уведомление: «В случае моего ареста решительно заявляю, что все мои высказывания, просьбы и признания, сделанные там, не соответствуют действительности, даже если найдутся свидетели этого либо окажется моя подпись. Все это будет сделано под принуждением, и я заранее отрекаюсь от всего перечисленного»181.

За полтора года до того, в октябре 1948 года, скончался примас. «Хлёнд совершил в своей жизни две ошибки, – сказал о покойном Сапега. – Не был в Польше во время войны и слишком рано умер»182. Рано ли? Скорее, в самый раз. Можно только гадать, как повел бы себя не слишком отважный кардинал, окажись он на пути репрессивной машины Сталина. Зато преемник его, Стефан Вышиньский, обнаружил настолько блестящие способности в борьбе с государственным диктатом, что после смерти получил неофициальный титул примаса тысячелетия (эти слова выбиты на его памятнике в Варшаве).

Назначение Вышиньского удивило очень многих, ведь он был самым молодым епископом в Польше (47 лет), получив кафедру всего лишь за два года до того. Впрочем, сам Хлёнд, которому Вышиньский обязан своим возвышением, стал примасом еще раньше, в 45 лет.

Анджей Дескур говорил, что в Польше как бы две католические церкви – варшавская и краковская. Первая более консервативна и очень чувствительна к наличию инородческого элемента в стране, вторая более открыта новым веяниям и относительно терпима к иноверцам183. Хлёнд и Вышиньский, безусловно, принадлежали к варшавской церкви, в то время как Сапега и Войтыла, несомненно, к краковской – не случайно митрополит отправил своих клириков в турне по Западной Европе. Для самого Вышиньского его выдвижение на должность примаса оказалось не меньшей неожиданностью, чем для остального клира. Сраженный новостью, он упал на колени перед Сапегой, прося избавить его от такой участи. Но митрополит непреклонно ответил: «Святому отцу не отказывают»184.

За Вышиньским не водилось каких-то богословских трудов, он был известен как юрист и социолог со стажем работы в христианских профсоюзах и рабочей среде, изучал марксизм, а во время войны служил капелланом в одном из подразделений Армии Крайовой под Варшавой. Вероятно, именно опыт в общении с рабочими и сподвиг Хлёнда назвать Вышиньского своим преемником – оппонировать «пролетарской» власти должен был человек, умеющий говорить на одном с ней языке. Смену примаса сопровождали драматические обстоятельства: в октябре 1948 года, возвращаясь с похорон прежнего главы епископата, погиб в автокатастрофе один из наиболее влиятельных иерархов, ломжинский епископ Станислав Лукомский, а 5 февраля 1949 года, направляясь из Гнезно в Варшаву, едва не попал в аварию и сам Вышиньский: неизвестные протянули над дорогой цепь, как это делали бойцы Сопротивления, покушаясь на немецких офицеров. По случайности перед «Бьюиком» Вышиньского ехал грузовик, который и угодил в ловушку185.

Юридические навыки молодого примаса быстро пригодились, когда в апреле 1950 года он сумел склонить власти подписать соглашение – первое в истории социалистических стран. В обмен на признание нового строя и новых границ костел получил возможность относительно свободной деятельности. Как водится в политике, обе стороны лукавили: коммунисты говорили, что преследуют католиков не за религиозные убеждения, а лишь за антигосударственную деятельность, сами меж тем выпускали внутрипартийные циркуляры, где предписывалось не назначать на государственные посты верующих; церковники в свою очередь уверяли, будто не отвергают основ социалистического строя, а только заботятся о свободе убеждений, но при этом смотрели на новую власть как на временную и антипольскую. Это взаимное лицемерие (очевидное для обоих противников) будет сохраняться до самого конца Польской Народной Республики.

Сапегу и ряд других иерархов договор не устроил. С возмущением отозвался о нем и Пий XII, грозивший даже лишить Вышиньского сана архиепископа. Впрочем, скоро соглашение было фактически денонсировано властями: уже в январе 1951 года начались аресты духовенства по обвинению в антигосударственной деятельности и сотрудничестве с ЦРУ, а пресса стала полоскать имена зарубежного епископа Гавлины и почившего к тому времени Сапеги.