Читаем Иоанн Павел II. Поляк на Святом престоле полностью

Район Кшеменки, где стоит собор редемптористов, запечатлелся в польском фольклоре тем, что именно там легендарный пан Твардовский продал душу дьяволу. Этот персонаж известен также и своими занятиями алхимией: в старейшем здании Ягеллонского университета, роскошном Коллегиум Майус (Высшей коллегии), до сих пор на крыше торчит перекрученная труба, чтобы дьявол не проник в помещение. Символичное совпадение! Там, где один покинул Бога, другой, восхищенный силой любви Девы Марии, сделался Его слугой. Богородица и пан Твардовский – в этот роковой момент они будто спорили за душу Войтылы. «Лунный жених» – пьеса о похождениях сказочного пана – принес Войтыле первый гонорар, словно намекая на грядущие успех и славу (Котлярчик уже выбрал его для игры в Театре рапсодов), но строки святого француза перевернули душу, и теперь все блага мира стали для него неважны.

* * *

А тем временем вокруг творились страшные вещи. «Аресты и вывоз людей в лагеря и на принудительные работы в Германию, а то и вовсе в неизвестном направлении, убийства на улицах, избиения эсесовцами были самым обычным делом… Ночью слышалась стрельба на улицах. Во время комендантского часа патрули хватали всех, кто был без пропусков, палили по беглецам и по тем, кто не отзывался на „halt“… Мы голодали и мерзли зимой все эти пять лет», – вспоминал ксендз Малиньский, собрат Войтылы по «Живому розарию»[87].

Уже 7 сентября 1939 года немцы взяли несколько десятков человек в заложники, чтобы краковяне не вздумали бунтовать. В это число попал земляк Войтылы Ян Пивоварчик, которого Кароль встретит три года спустя в архиепископском дворце (где тот окажется ректором тайной семинарии). В декабре того же года расстреляли Винценты Балыса, вадовицкого скульптора, дружившего с Войтылой и Зегадловичем. Он принял участие в деятельности одной из первых конспиративных организаций Кракова и попался в руки гестапо. Трое однокурсников Войтылы (в том числе его приятель Тадеуш Голуй) оказались в концлагере. Страх поселился и на Тынецкой, 10, где жил Кароль. В августе 1942 года его тетки вынудили съехать от них сестру Котлярчика Марию, бежавшую в Краков вслед за братом. Мария находилась в генерал-губернаторстве нелегально, без документов и, естественно, без свидетельства о занятости[88]. За такое хозяев дома могли отправить в концлагерь вместе с преступницей.

В самих Вадовицах уже 4 сентября 1939 года немцы избили Баламута и разграбили его магазин, а затем и вовсе запретили евреям вести торговлю, передав их лавки и магазины фольксдойчам[89]. В июле 1942 года всех вадовицких евреев вывезли в Белжецкий концлагерь, который стал могилой и для семьи Баламута, и для родных Клюгера.

«Слышно и видно, как евреи долбят кирками твердый и толстый слой льда на мостовой, замерзшее болото, – писал в начале марта 1940 года Юлиуш Остерва. – Солнце появляется из‐за туч и снова исчезает…»[90]

До войны в Кракове проживало до семидесяти тысяч евреев. В основном они населяли район Казимир к югу от Королевского замка. Там располагались старинные синагоги и кладбища, выступали известные канторы, кипела жизнь. Вскоре тех, кого не отправили прямиком в концлагеря, вывезли в район Подгуже (по соседству с Кшеменками), где было создано гетто: в невероятной скученности, как в муравейнике, жило около семнадцати тысяч человек, а вокруг торчали дозорные вышки нацистов. Здесь же рядом, на территории двух еврейских кладбищ, развернулся Плашовский трудовой лагерь, через который прошло до ста пятидесяти тысяч евреев. C мая 1942 года по март 1943‐го гетто зачистили, а всех оставшихся в живых вывезли в Белжецкий лагерь, Плашов либо в Аушвиц. Спаслись от смерти лишь те, кого принял на работу немецкий предприниматель Оскар Шиндлер, купивший за бесценок краковскую фабрику эмалированной посуды.

* * *

«Помни, что все должно сойтись до грамма, иначе окажешься в Освенциме», – поучал взрывник Лабусь персонажа из рассказа Войцеха Жукровского, который составлял отчет об использовании аммонита при подрыве известковых скал в каменоломне. Гитлеровцы строго следили за тем, чтобы взрывчатка не попала в руки бойцов Сопротивления[91]. Что такое концлагерь, оставшиеся на свободе знали хорошо. В феврале 1940 года Войтыла присутствовал на погребении своего вузовского преподавателя Стефана Колачковского, освобожденного незадолго до того из Заксенхаузена[92]. А в мае 1941 года гестапо вывезло в Аушвиц монахов-салезианцев из района Дембники. Об этом дне Кароль с печалью вспоминал многие годы спустя[93].

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука