И все же, с оглядками и оговорками, главное было сказано: церкви следует покаяться в грехах. Начинание Войтылы не имело себе равных в истории клира. Пятьюстами годами ранее, на заре Реформации, папа Адриан VI тоже выражал готовность признать грехи духовенства, но тогда Святой престол стоял перед лицом второго великого раскола, и понтифик отчаянно пытался спасти единство. Ныне же ничто не угрожало положению Апостольской столицы — тем искреннее был порыв наместника святого Петра. Не обстоятельства заставляли его смиренно склонить выю перед карой Божьей, а сам он спешил очистить совесть церкви, чтобы та обновленной вступила в третье тысячелетие.
Жестокая судьба, правда, тут же и подвергла его начинание проверке, которую, надо признать, римский папа не прошел. Ему так и не хватило духа поднять вопрос о вине руандийского епископата за разразившуюся катастрофу. Ни в 1994 году, ни позже Иоанн Павел II не касался этого вопроса, явно боясь скомпрометировать церковь и всю христианизацию Африки. Ватиканской дипломатии тоже нечем было тут похвастаться.
В изданном осенью 1995 года послании по итогам синода африканских епископов содержалось осуждение расизма, межплеменной розни и так далее, но не было ни слова о конкретных прегрешениях церковной иерархии в Руанде. Иначе говоря, римский папа готов был признать прошлые грехи (Аккатоли насчитал целых 94 его текста с извинениями[1187]
), но оказался не в силах признать нынешние. Эту черту он так и не переступил[1188]. И мы не можем оправдать его неведением. Он прекрасно понимал, насколько неблаговидную роль сыграли руандийские прелаты. В противном случае, наверное, объявил бы мучениками архиепископа Кигали Винсента Нсенгьюмву, епископов Тадде Нсенгьюмву и Жозефа Рузиндану, а также еще десять священников, убитых повстанцами-тутси. Но он не сделал этого, а значит, отдавал себе отчет, что церковников застрелили не за благовидные поступки. Геноцид в Руанде оказался тем явлением, которое просто не вмещалось в сознание Войтылы. Как могли слуги Божьи творить злые дела? Видимо, он так и не смог ответить себе на этот вопрос. Вторично он споткнется о него в начале 2000‐х, когда в США всплывут похождения священников-педофилов.Руанда стала одной из самых горьких неудач Иоанна Павла II. Это отметил журналист «Тайм» Пол Грей в статье, объяснявшей, почему же все-таки редколлегия издания признала римского папу человеком года. Причины были весомые. Пусть Войтыла уклонился от осуждения руандийского епископата, пусть он не захотел рукополагать женщин, воспротивился легализации абортов и не добрался до Сараево и Бейрута, зато установил дипломатические отношения с Израилем, принял новый Катехизис и написал книгу, которая стала бестселлером в двенадцати странах, — «Переступить порог надежды». Этот понтифик обладает невиданной харизмой, писал Грей. Его изображения можно встретить в трущобах и в кабинетах интеллектуалов. Диск с записью его молитвы розария, сопровождаемой музыкой Баха и Генделя, приобрел популярность, сравнимую с пластинками поп-идолов. При такой силе воздействия на души людей неудивительно, что он отваживался идти наперекор принятым в современном мире точкам зрения — будь то в вопросе свободы воли или неизбежности разделения общества на богатых и бедных. «Иоанн Павел II видит свою обязанность в противостоянии живому потоку современности. Он твердо отрицает многое из того, что светский мир считает прогрессивным <…> Идеи Человека года насчет того, как все должно быть устроено, отличаются от мнения большинства смертных. Они куда глубже и столь же обширны, сколь велика решимость их продвигать. В третьем веке до Рождества Христова Архимед сказал: „Дайте мне точку опоры, и я сдвину Землю“. У Иоанна Павла такая точка опоры есть»[1189]
.Переступить порог надежды
В 1982 году главный редактор газеты «Фигаро» Андре Фроссар издал книгу на основе бесед с Иоанном Павлом II. Атеист и еврей, сын основателя французской компартии, Фроссар пережил христианское озарение в один год с Тырановским. В 1969 году он описал свой опыт в книге «Бог существует. Я встретил Его». Разумеется, такой документ не мог пройти мимо внимания Войтылы. Между ним и французским журналистом завязалась дружба.
«В тот октябрьский день, — писал Фроссар, — когда он впервые показался на лестнице базилики Святого Петра, с огромным крестом, который держал перед собой как двуручный меч, когда над площадью раздались его первые слова: „Non abbiate paura“, „Не бойтесь!“, в то самое мгновение мир понял, что в небе произошло нечто важное и что после человека доброй воли, который открыл собор, после человека великой духовности, который собор закрыл, и после интермедии, короткой и легкой как пролет голубя, Бог послал нам свидетеля. Мы узнали, что он пришел из Польши. Но я ощутил, будто он явился прямиком из Галилеи, след в след за апостолом Петром, оставив свои сети на берегу озера»[1190]
.