Читаем Иоанн Павел II. Поляк на Святом престоле полностью

И все же, с оглядками и оговорками, главное было сказано: церкви следует покаяться в грехах. Начинание Войтылы не имело себе равных в истории клира. Пятьюстами годами ранее, на заре Реформации, папа Адриан VI тоже выражал готовность признать грехи духовенства, но тогда Святой престол стоял перед лицом второго великого раскола, и понтифик отчаянно пытался спасти единство. Ныне же ничто не угрожало положению Апостольской столицы — тем искреннее был порыв наместника святого Петра. Не обстоятельства заставляли его смиренно склонить выю перед карой Божьей, а сам он спешил очистить совесть церкви, чтобы та обновленной вступила в третье тысячелетие.

Жестокая судьба, правда, тут же и подвергла его начинание проверке, которую, надо признать, римский папа не прошел. Ему так и не хватило духа поднять вопрос о вине руандийского епископата за разразившуюся катастрофу. Ни в 1994 году, ни позже Иоанн Павел II не касался этого вопроса, явно боясь скомпрометировать церковь и всю христианизацию Африки. Ватиканской дипломатии тоже нечем было тут похвастаться.

В изданном осенью 1995 года послании по итогам синода африканских епископов содержалось осуждение расизма, межплеменной розни и так далее, но не было ни слова о конкретных прегрешениях церковной иерархии в Руанде. Иначе говоря, римский папа готов был признать прошлые грехи (Аккатоли насчитал целых 94 его текста с извинениями[1187]), но оказался не в силах признать нынешние. Эту черту он так и не переступил[1188]. И мы не можем оправдать его неведением. Он прекрасно понимал, насколько неблаговидную роль сыграли руандийские прелаты. В противном случае, наверное, объявил бы мучениками архиепископа Кигали Винсента Нсенгьюмву, епископов Тадде Нсенгьюмву и Жозефа Рузиндану, а также еще десять священников, убитых повстанцами-тутси. Но он не сделал этого, а значит, отдавал себе отчет, что церковников застрелили не за благовидные поступки. Геноцид в Руанде оказался тем явлением, которое просто не вмещалось в сознание Войтылы. Как могли слуги Божьи творить злые дела? Видимо, он так и не смог ответить себе на этот вопрос. Вторично он споткнется о него в начале 2000‐х, когда в США всплывут похождения священников-педофилов.

* * *

Руанда стала одной из самых горьких неудач Иоанна Павла II. Это отметил журналист «Тайм» Пол Грей в статье, объяснявшей, почему же все-таки редколлегия издания признала римского папу человеком года. Причины были весомые. Пусть Войтыла уклонился от осуждения руандийского епископата, пусть он не захотел рукополагать женщин, воспротивился легализации абортов и не добрался до Сараево и Бейрута, зато установил дипломатические отношения с Израилем, принял новый Катехизис и написал книгу, которая стала бестселлером в двенадцати странах, — «Переступить порог надежды». Этот понтифик обладает невиданной харизмой, писал Грей. Его изображения можно встретить в трущобах и в кабинетах интеллектуалов. Диск с записью его молитвы розария, сопровождаемой музыкой Баха и Генделя, приобрел популярность, сравнимую с пластинками поп-идолов. При такой силе воздействия на души людей неудивительно, что он отваживался идти наперекор принятым в современном мире точкам зрения — будь то в вопросе свободы воли или неизбежности разделения общества на богатых и бедных. «Иоанн Павел II видит свою обязанность в противостоянии живому потоку современности. Он твердо отрицает многое из того, что светский мир считает прогрессивным <…> Идеи Человека года насчет того, как все должно быть устроено, отличаются от мнения большинства смертных. Они куда глубже и столь же обширны, сколь велика решимость их продвигать. В третьем веке до Рождества Христова Архимед сказал: „Дайте мне точку опоры, и я сдвину Землю“. У Иоанна Павла такая точка опоры есть»[1189].

Переступить порог надежды

В 1982 году главный редактор газеты «Фигаро» Андре Фроссар издал книгу на основе бесед с Иоанном Павлом II. Атеист и еврей, сын основателя французской компартии, Фроссар пережил христианское озарение в один год с Тырановским. В 1969 году он описал свой опыт в книге «Бог существует. Я встретил Его». Разумеется, такой документ не мог пройти мимо внимания Войтылы. Между ним и французским журналистом завязалась дружба.

«В тот октябрьский день, — писал Фроссар, — когда он впервые показался на лестнице базилики Святого Петра, с огромным крестом, который держал перед собой как двуручный меч, когда над площадью раздались его первые слова: „Non abbiate paura“, „Не бойтесь!“, в то самое мгновение мир понял, что в небе произошло нечто важное и что после человека доброй воли, который открыл собор, после человека великой духовности, который собор закрыл, и после интермедии, короткой и легкой как пролет голубя, Бог послал нам свидетеля. Мы узнали, что он пришел из Польши. Но я ощутил, будто он явился прямиком из Галилеи, след в след за апостолом Петром, оставив свои сети на берегу озера»[1190].

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии