Иоанна - женщина на папском престоле

Каноник не обращал на нее внимания. Он внимательно читал, низко склонившись над книгой и шевеля губами. Через минуту он поднял глаза.

— Благодарение Богу. Это не колдовство. Но это работа безбожного язычника, а посему есть преступление против Бога, — он повернулся к Гудрун. — Разведи огонь. Эта мерзость должна быть уничтожена.

У Джоанны перехватило дыхание. Сжечь книгу! Прекрасную книгу Эскулапия, которую он доверил ей!

— Папа, книга очень ценная! За нее можно выручить хорошие деньги, или — Джоанна быстро соображала, — ты мог бы подарить ее епископу, как пожертвование для кафедральной библиотеки.

— Глупый ребенок, ты так погрязла в грехах, удивительно, что совсем не утонула в них. Это недостойный подарок епископу и любой богобоязненной душе.

Гудрун направилась в угол, где были сложены дрова, и выбрала несколько небольших поленьев. Джоанна молча следила за ней. Это следовало предотвратить. Если бы только головная боль прошла, она придумала бы что-нибудь.

Гудрун разгребла уголья, готовя очаг для новых дров.

— Обожди, — вдруг обратился к ней каноник и, положив книгу на стол, ушел в другую комнату.

Что это значит? Девочка взглянула на мать, но та удивленно пожала плечами. Слева от нее на кровати, разбуженный шумом, сидел Джон и смотрел на Джоанну широко открытыми глазами.

Каноник вернулся, принеся, что-то длинное и блестящее. Это был его охотничий нож с костяной ручкой. Как всегда, вид этого предмета вызвал у Джоанны отвращение. В сознании смутно возникли какие-то воспоминания, но тотчас исчезли.

Отец сел за стол и, положив нож на страницу, стал соскребать написанное. Отошла первая буква, и он довольно заворчал.

— Получается. Однажды в монастыре Корби я видел, как это делается. Можно очистить все страницы, чтобы пользоваться пергаментом снова. А теперь, — он властно подозвал дочь к себе, — ты сделаешь то же самое.

Это и стало се наказанием. Именно рука Джоанны Должна уничтожить книгу, стереть запретные знания, а вместе с ними ее надежду.

Глаза отца зловеще сверкали в ожидании.

Одеревеневшими руками Джоанна взяла нож, села за стол и долго смотрела на страницу. Затем, держа нож так, как отец, она провела лезвием по странице.

Ничего не произошло.

— Не получается, — она с надеждой посмотрела на отца.

— Попробуй так, — каноник положил свою руку на руку дочери, двигая ножом из стороны в сторону с небольшим давлением. Отслоилась еще одна буква. — Попробуй снова.

Джоанна подумала об Эскулапии, о том, как он долгими часами создавал эту книгу, о надежде, которую она связывала с ней. На глаза Джоанны навернулись слезы.

— Пожалуйста, не заставляй меня. Папа, пожалуйста.

— Дочь моя, ты оскорбила Бога своим непослушанием. В наказание ты должна работать день и ночь, пока эти страницы полностью не очистятся от небогоугодных строк. Будешь сидеть на хлебе и воде до окончания работы. Я же буду молиться, чтобы Господь простил тебе этот тяжкий грех, — он указал на книгу. — Начинай!

Джоанна положила нож на страницу и стала скрести ее, как показал отец. Одна буква поблекла и исчезла, затем вторая, третья. Вскоре исчезло все слово, осталась лишь шершавая поверхность пергамента.

Она переместила нож к другому слову. «Алетея», — Истина. Рука Джоанны замерла над словом.

— Продолжай, — сурово потребовал отец.

Истина. Округлые буквы четко выступали на светлом пергаменте.

Все в ней противилось этой работе. Весь страх и боль этой ночи померкли перед всепоглощающим убеждением: этого не должно быть!

Опустив нож, Джоанна посмотрела на отца.

— Возьми нож! — в его голосе прозвучала угроза.

Джоанна попыталась заговорить, но слова застряли в горле, и она молча покачала головой.

— Дочь Евы! Я покажу тебе все муки Ада. Принеси розги.

Джоанна пошла в угол и принесла длинную черную хворостину.

— Приготовься, — велел каноник.

Она опустилась на колени перед очагом. Медленно, трясущимися руками Джоанна расстегнула серую шерстяную накидку и, спустив льняную рубашку, обнажила спину.

— Начинай «Отче Наш», — голос отца звучал тихо.

— Отче наш, сущий на небесах…

Первый удар пришелся прямо между лопатками, рассекая кожу и пронзая болью до самой головы.

— Да святится имя Твое…

Второй удар был еще сильнее. Джоанна прикусила руку, чтобы не вскрикнуть. Ее и раньше били, но так безжалостно никогда.

— Да придет царствие Твое…

Третий удар рассек кожу так глубоко, что по бокам потекла кровь.

— Да будет воля Твоя… — От четвертого удара Джоанна вскинула голову. Она увидела, что брат странно смотрит на нее из-за стола. Что это? Страх? Любопытство? Сочувствие?

— Как на земле… — Снова последовал удар. Перед тем как закрыть от боли глаза, Джоанна поняла, что выражало лицо брата: это было торжество.

— И на небесах. Хлеб наш насущный дай нам… — Снова обрушился тяжелый удар. Сколько их было? Сознание Джоанны помутилось. Они никогда не выдерживала больше пяти ударов.

Еще удар. Смутно она услышала чей-то крик.

— И оставь нам долги наши… оставь… — Губы ее шевелились, но произносить слова она уже не могла.

Еще удар.