– Нет, это я так, просто вспомнил, – встрепенулся Евгений, будто от сладкой дремы. – Моя история с пробуждением не имеет прототипа, но по сравнению с реальностью она невинна, как новогодняя открытка. А само это пробуждение случилось со мной лет где-то в двенадцать. Мне родители выписывали в то время детский журнал «Мурзилка». И если они забывали мне продлить подписку, то я шел в подъезд к почтовым ящикам, заглядывал в их щели и, когда находил знакомую обложку, выковыривал журнал из ящика. Прочитывал, а потом возвращал его на место. И жители нашего подъезда, бывало, удивлялись, почему журнал приходит к ним с недельной задержкой, и жаловались на почту.
А в то время «Мурзилка» был высокоинтеллектуальным журналом, это сейчас дяди-рулевые выпускают различные журнальчики для детей с множеством картинок, пригодных к просмотру разве что кончеными дебилами. А тогда большинство картинок представляли собой какие-то головоломки, загадки, то есть развивающими были. Допустим, найди семь одинаковостей или сколько-то там различий и тому подобное.
И вот, в этом журнале «Мурзилка» шла нескончаемая эпопея противостояния Мурзилки и его заклятого врага – Ябеды-Корябеды. И на фоне их перипетий и различных баталий для детей в легкой и доступной форме описывались разные вещи, которые не всякий-то и взрослый в обычной форме бы понял. Например, строение атома. Как устроены атомы, как устроена Вселенная. То есть очень серьезные темы поднимались в маленьком детском журнале «Мурзилка», и они весьма сильно продвигали детей. Благодаря этому дети с семи – десяти лет уже знали, как устроен микрокосм, а как макрокосм. Сейчас детишки дальше своих компьютерных игрушек с шаталовом и убиваловом не видят вообще ничего. Но это проблема глобализации, общего отупления масс, с которой мы тоже боремся. Потому-то одна из задач йоги дважды рожденных – выход из этого отупения через пробуждение.
Так вот, однажды я прочитал «Мурзилку», и там оказалась очень интересная и новая на тот момент идея: что все – во всем. То есть все во всем – это то, что сегодня декларирует индуизм. А что во всем? То, что человек состоит из клеток, каждая клетка состоит из более мелких частиц, в каждой более мелкой частице есть атомы, а эти атомы состоят тоже из разных долей. И вот этот атом, он так же, как и вся Вселенная, состоит из позитронов, нейтронов, еще чего-то, что крутится, вертится. И получается, что один атом – это целая Вселенная. И мне тогда подумалось, раз мир бесконечен, то где-то в этой микро-Вселенной есть маленькие планеты Земля, и на каждой маленькой планете Земля живу маленький я. Вот так журнал этот заставлял детей думать, развивал их воображение, смекалку.
И как раз в те времена, будучи двенадцатилетним подростком, я как-то вышел уже из закрывающегося на ночь магазина с мороженым в руках и с подобными мыслями о мироздании в голове. В наступающей темноте я ел свое мороженое и смотрел на звезды. Напротив меня располагалась пятая зона, где зэки перекрикивались с какими-то людьми по нашу сторону забора, то есть теми, кто был на свободе и кто тут под этим забором как-то внезапно очутился, будто рой тараканов, вытряхнутых из старой кошелки с остатками еды. И эти люди перекидывали на зону через забор примотанные к электродам наркотики, водку в банках из-под проявителя или в резиновых грелках, еще там что-то. Из зоны к ним летели привязанные к камням и тем же электродам деньги, малявы разные, самодельные кнопари и другие всякие безделушки кустарного производства. Называлось это мероприятие перекидом.
Ну вот, значит, шли эти перекиды, перекрикивались зэки, было лето, у магазина бабки бойко торговали всякой там малиной, горохом, семечками жареными. Помню, стакан малины стоил двадцать копеек, стакан гороха – десять копеек, семечек – пять. Спички и сигареты тоже продавали – потому что магазин закрылся. Тут же кто-то кого-то крыл матом, кто-то кому-то в кустах уже юбку задирал, алкаши, с обезображенными от непросыхающей пьянки лицами, кучковались – допивали недопитое. И сам воздух здесь был настоян на сивушных ароматах вперемешку с запахами жареных семечек. В общем, все шло своим чередом, как и положено на рабочей окраине города, где я имел несчастье проживать.
И вот в какой-то момент ощущение собственной личности перестало для меня узко ограничиваться собственным телом, но стало обнимать окружающее пространство. Машины и люди на далеких от этого места улицах, казалось, тихо двигались по моей собственной отдаленной периферии. Корни растений и деревьев виднелись сквозь затуманенную прозрачность почвы, и я различал, как внутри их течет сок, видел, как у шатающихся вокруг местных шлюшек и пьяниц сочится по тысячам сосудов и сосудиков их кровь, как бьются отравленные алкоголем их сердца.