Йога. Искусство коммуникации

Любой уважающий себя теолог обязательно обращался к проблеме взаимоотношения плоти и духа, ангела и дьявола, то есть высокого и низкого в человеке, но никому из них так и не удалось примирить противоречия, таящиеся в этой проблеме. Теперь, опираясь на тезис о функциональной автономии высших потребностей, мы можем предложить свой ответ на этот вопрос. Высокое возникает и проявляется только на базе низкого, но возникнув и утвердившись в сознании человека, оно может стать относительно независимым от его низкой природы».

Если в душе человека существует борьба, значит душа чем-то расколота. В цельной и гармоничной психике нет распрей между «высшим» и «низшим», если они есть — это всегда самоистребление. Вместо бессмысленной внутренней бойни должна быть борьба за рост — познание и понимание сути происходящего извне и внутри посредством активного в нём участия. Это и есть настоящая внутренняя работа, собственное движение к духовности, а не заклинания. Душа едина, поэтому её чувственная часть также является разумной. Люди не могут, к сожалению, разграничивать в своих проявлениях душу и тело, а также степень их единства и слишком часто смешивают телесные желания с потребностями души.

Указывать человеку что в его душе «низшее», что нет — это полиция нравов. В то же время «будь духовным» — только слова, которыми почти всегда пытаются вызвать то, что никому не известно.

«Все эти охи, ахи, крики о духовном и духовности без страстей — это простое обезьянство в человеке» (М. Мамардашвили). «Неотделимы факты мира от сил духовности, и слеп кто зрит от магмы до эфира лишь трёхкоординатный склеп» (Даниил Андреев).

С тысяча девятьсот семнадцатого года в стране «великого эксперимента» русского (и не только) человека попытались приобщить к новым ценностям, сформулированным большевиками. Они были прямыми, «как выпад на рапире», но привели к странным последствиям — например количество сексотов и доносчиков за первые четверть века советской власти приблизилось по своему порядку к показателям общей численности населения.

«А век поджидает на мостовой, сосредоточен, как часовой. Иди — и не бойся с ним рядом встать. Твоё одиночество веку под стать. Оглянешься — а вокруг враги, руки протянешь — и нет друзей; но если он скажет: «Солги», — солги, но если он скажет «Убей» — убей» (Э. Багрицкий, «ТВС»).

Интересно: читая, например, «Третье открытие силы», мы и там встречаем знакомые мотивы о том, что в новое время многие ценности устарели, в том числе и духовные, и есть способы развития (очевидно, «йога-дхара-садхана»), которые помогут человечеству совершить в этой области прорыв. Так и тянет повторить слова ерофеевского персонажа из «Москва — Петушки» (который без ног, хвоста и головы): «На что он намекает, собака!?»

После того как революционный угар пролетарского сознания начал выветриваться, партия срочно предписала каждому вызубрить «от» и «до» моральный кодекс строителя коммунизма, подразумевалось, что после этого любой человек автоматически станет духовен, высокоморален и с сердцем, лёгким от песни весёлой, незаметно окажется в светлом будущем. Как это неоднократно бывало в истории и раньше — не получилось.

Российскому обывателю исторически предлагалось без особых хлопот и материальных расходов приобщиться к истинной духовности через русскую православную церковь и её обряды, например — посредством крещения. Однако любителей легких путей и тут ждёт разочарование, ибо ещё Ницше отметил, что у крещеного даже меньше шансов стать настоящим христианином, чем у нехристя, ибо крещение по своей сути вовсе не должно быть формальным обрядом, который священнослужитель совершает по первому требованию и за сходную плату. На самом деле крещение призвано быть завершающим, итоговым актом длительного личностного развития, который логичен для человека в силу глубокой внутренней необходимости. Сейчас же народ записывается «в православные», как в двадцатые годы — в большевики или Белую гвардию.