Йога-клуб. Жизнь ниже шеи

— Хочешь ли ты освободиться от гнева? От отчаяния? От интриг и оскорблений, что мы обрушиваем друг на друга каждый день? От страха? — Его глаза были открыты, но не фокусировались.

Моргнув несколько раз, он опустил голову и взглянул на меня. Он ждал ответа. Я схватила его за руку и увела обратно на лесную тропку, подальше от людей.

— Нет, серьезно, — проговорил он. — Хочешь?

— Да, — ответила я.

Он захихикал и глянул через плечо на оставшихся позади зевак. Потом повернулся ко мне и улыбнулся.

— Я тоже, — сказал он.

Поистине, я привлекаю чокнутых, как громоотвод — молнию.

Мы бесцельно зашагали дальше. Карл достал из заднего кармана штанов флягу.

— А что ты такого сделал в Индии, что тебя в тюрягу засадили? — ляпнула я.

— Убил сутенера. Вообще-то, нескольких, но поймали-то меня только один раз.

Я вытаращилась на него:

— Серьезно, что ли?

— Ага. Эти ублюдки торговали детьми. Так что никаких угрызений совести, можешь быть спокойна.

Я кивнула:

— Ну, хорошо… наверное.

Не знаю, поверила я ему или нет. Но кое-что еще занимало меня больше, чем история Карла о мертвых сутенерах. Повернув голову вправо, я стала подозревать, что милая обезьянка, посидевшая у меня на плече, оставила после себя подарок.

— Эй, Карл, — прервала я его, — ты ничего не чувствуешь?

Он наклонился и понюхал мою шею:

— Ммм… Пахнет вкусно.

Я рассмеялась:

— Да нет. На плече.

Карл принюхался.

— О-о-о… — поморщился он. — Пахнет обезьяньей задницей.

— Фу! — отдернула голову. — Надо что-то делать!

Карл принялся изображать ученого. Обнюхал мое плечо еще пару раз, сморщил нос. Его усы зашевелились.

— Какой резкий вкус, — заметил он. — Ни с чем не спутаешь, а?

Я пыталась смеяться, но мне хотелось оторвать себе руку и поскорее выбросить ее в канаву. Никогда еще желание выйти за пределы физического тела не было столь сильным, как сейчас!

И тут Карл вдруг воскликнул:

— Смотри-ка! Смотри!

Я проследила за его рукой и увидела крупного самца макаки. Тот визжал и пытался оцарапать макаку поменьше — самку. Другая самка набросилась на него и прогнала ненадолго, но вскоре он снова набросился на двух самок, оскалившись и ссутулив спину, чтобы казаться больше.

— Что это он делает?

— Смотри, — прошептал Карл, — на ту, что слева.

В руках у самки был маленький пятнистый детеныш. Шерстка на его тщедушном тельце встала дыбом от страха. Он цеплялся за самку, выпуская коготки, но та лишь крепче прижимала его к груди. Пару раз детенышу удалось высвободиться из объятий макаки и взобраться ей на шею, но «мать» каждый раз терпеливо отдирала его, как кусок липучки, и снова принималась баюкать. Нападение самца, казалось, совсем не волновало ее, поскольку она, похоже, полностью доверяла дипломатическим способностям своей подруги. Та продолжала рявкать и огрызаться на него.

Карл в благоговении взирал на эту сцену.

— Обожаю животное царство, — выпалил он.

— Это ты сейчас так говоришь, — возразила я. — Подожди, пока обезьяна не обгадит тебе рубашку.

Мы вернулись к главному пункту наблюдения за обезьянами и там распрощались. Я уже отвернулась, когда Карл пожелал мне удачи на тропе самопознания. А потом достал фляжку, отсалютовал мне ей и сказал:

— Как видишь, мне это очень помогло.

На этом наше короткое знакомство закончилось. Карл двинулся к группе французских туристов, а я пошла в «Каса Луна», где провела двадцать минут, оттирая пятно на плече.

Позже

В юности я очень верила в Мудрость Пьяного Бродяги. Как и в архетип Мудрого Индейца, неизменно возникающего в историях о духовном пути белых людей, чтобы поделиться простой глубокой индейской истиной. Колледж избавил меня от иллюзий, или так мне казалось. Но может, и не избавил: вот, к примеру, короткое знакомство с Карлом, как ни странно, косвенно пролило свет на некоторые вещи.

Сильнейшие из нас — атеисты. А самые слабые — те, кто хотели бы верить, да не могут. Именно они больше всего подвержены отчаянию. Мы хотим верить, чувствуем, что есть что-то там, за пределами осязаемого, но никак не можем найти, ощутить, поверить по-настоящему. Называем себя агностиками, но сослужило ли это нам хоть какую-то пользу?

Умом я хочу быть атеисткой. Ограничиться лишь этой жизнью, этим миром и этим пластом существования. Миром, который имеет начало и конец, миром молочных коктейлей и обезьяньих задниц. Однако я не могу согласиться с тем фактом, что наука отрицает даже возможность существования Бога. Я не верю в это. По-моему, атеизм основан на вере не меньше, чем принятие Христа в качестве нашего Господа и Спасителя. Хотя мне хотелось бы просыпаться поутру и совершать поступки, зная, что жизнь всего одна и когда я умру, то умру навсегда.

Но нет, я принадлежу к лагерю фантазеров, мечтателей, тех, что вечно рассуждают, «как здорово было бы, если…». Мне хочется порядка и смысла. Я жажду обрести Бога. Наверное, поэтому я и здесь. Потому что слишком слаба, чтобы самой придумать этот смысл и просто жить.