«У брата его был целый том нот, — пишет первый биограф Баха И. Н. Форкель, — с произведениями самых знаменитых в то время авторов: Фробергера, Керля, Пахельбеля, который он неизвестно по какой причине не давал в руки Себастьяна, несмотря на его просьбы. Книга хранилась в шкафу, закрытом лишь решетчатой дверцей. Переплетена она была не твердым картоном, а обычной бумагой. Однажды ночью, когда все спали, Себастьян протянул свою ручонку сквозь решетку, достал нужный том, свернул его, что было легко, и вытащил из шкафа. Он переписывал его при лунном свете, так как у него не было под рукой даже лампы. Через шесть месяцев страстно желаемая музыкальная добыча уже благополучно была в его руках. С жадным нетерпением, тайно он стремился использовать малейшую возможность для своей работы, но, к величайшему его огорчению, брат застал его на месте преступления и жестокосердно отобрал копию, изготовленную ценой стольких трудов».
Как много рукописных нот с произведениями композиторов прошлого и его современников обнаружили потом сыновья и ученики мастера в его архиве и каким примером неиссякаемого трудолюбия будут они поражать потомков! А если вспомнить, что у будущего композитора не было учителя в сочинении музыки, то станет особенно понятной эта его вечная тяга к изучению творчества других мастеров. Ведь их музыка была для него той школой, благодаря которой он овладевал тайнами композиции!
Молодой подмастерье
Пятнадцатилетний подросток быстро взрослел. Представим себе юного музыканта. Сколько было в нем неисчерпаемых сил, как жаждал он самостоятельности и новых художественных впечатлений! Как хотелось вырваться из-под мелочной опеки старшего брата!
И случай помог ему.
Молодой талантливый кантор школы, где учился Себастьян, Элиас Херда полюбил старательного способного мальчика. Когда он узнал, что в городе Люнебурге в знаменитом хоре при церкви Св. Михаила, где он сам когда-то пел, есть вакантные места, он рекомендовал туда Себастьяна и его друга Георга Эрдмана. Себастьян учился тогда в последнем классе. Окрыленный возможностью испробовать наконец свои силы, он в весенние апрельские дни 1700 года покинул Ордруф.
Пешком, а где-нибудь, возможно, и на попутной телеге друзья достигли Люнебурга. Это был такой же маленький уютный городок, как и многие городки Германии, — с высокими крышами и устремленными в небо шпилями соборов, со своим тихим размеренным укладом жизни.
Как невыносима вскоре станет для Себастьяна эта ограниченная размеренность, невозможность любых духовных дерзаний! Но пока в нем бурлили молодость и радость. В Люнебурге мальчики были зачислены в школу при монастыре Св. Михаила, а также «учениками-всенощниками», то есть солистами в детском церковном хоре. Им полагалось уже небольшое жалованье и место за столом в трапезной монастыря.
Жизнь вновь вошла в раз и навсегда установленную колею — учеба и пение в церкви в дни простых богослужений и праздников.
На школьных занятиях Бах продолжает изучать латинский язык, читает в подлиннике произведения римских авторов — Вергилия, Цицерона и Горация, постигает математику и греческий язык, упражняется в риторике.
Так закладываются основы его образованности, рождается тяга к истории и литературе.
Однако вскоре, когда Себастьян пел в хоре, неожиданно для него самого в его голосе одновременно с высокими нотами стали прорываться звуки на целую октаву ниже обычных. Так он навсегда потерял свой красивый дискант и больше не мог петь в хоре. И все же начальство, заметившее разносторонне образованного юношу, не лишило его места. Себастьян аккомпанировал на чембало2, когда кантор разучивал с хором новые произведения, во время концертов играл в оркестре на скрипке, а порой вместе со своими товарищами скрипачами, создавшими своеобразный инструментальный ансамбль, давал концерты на улицах города, которые пользовались у населения большой популярностью. Кроме того, Себастьян стал помощником дирижера и иногда управлял хором.
В Люнебурге Бах мог многому научиться!
В короткий срок он должен был овладеть искусством исполнения духовной, церковной музыки и светской, развлекательной, которая звучала в княжеских капеллах, а также в театре.
Церковная музыка была преимущественно полифонической (многоголосной).
...Представьте себе, что на рассвете вы вошли в лес. Прислушайтесь. Вот раздался стук дятла, ему вторит кукушка, со своей чарующей трелью вступает соловей, где-то хрустнула ветка, зашелестел в листве ветерок — все эти голоса и звуки создают музыку летнего утра — безмятежную и вечно прекрасную.
Это полифония — такое сочетание голосов, в котором каждый очень важен сам по себе, но только в единстве они создают свой яркий неповторимый мир...