Йогиня. Моя жизнь в 23 позах йоги

В моей карьере наступил какой-то странный период. В книгах, которые я рецензировала, стал постоянно возникать 1973 год. В рецензии на новую книгу Эрики Джонг я много сравнивала ее со «Страхом высоты» — романом Джонг, написанном в 1973-м. Рассуждала о женоненавистничестве в работах Шела Сильверш-тейна 1960-х и 1970-х. Я писала о поэтах из 1973-го, сочиняла и продавала статьи о музыке из 1973-го. Всё это происходило неосознанно. Затем редакторы по каким-то мистическим причинам начали преследовать меня просьбами написать что-нибудь еще о той эпохе. Кому интересно читать о 1973-м? Что за странная тема для журналистского задания? Но мои опытные редакторы точно чувствовали, что я могу об этом написать, и всё время подкидывали мне что-нибудь про 1973 год. Точнее, что более вероятно, я постоянно находила странные ниточки, ведущие к 1973-му, во всех своих заданиях. И каждую статью превращала в чудной рассказ о том, что было в 1973-м.

Я совершенно забыла о том, что именно в 1973-м мои родители расстались.

Я не осознавала истинную причину своих действий. Мне казалось, что я нашла новую тенденцию. И 1970-е интересовали меня, потому что тогда люди лучше одевались.

Теперь я понимаю, что именно за этим люди ходят к психиатрам и аналитикам. Без психоанализа, не разбередив рану, мы будем ходить кругами до бесконечности, даже не догадываясь о причинах своей одержимости. Мы никогда не сможем от нее отделаться. Я не ходила к психотерапевту. Вместо этого я писала о своей ране маленькие статьи. Высказывала свое мнение о ней. Обсуждала ее эстетическую ценность.

Стоял солнечный сентябрьский день. Я копалась в саду и вдруг увидела Стива у нас во дворе.

— Моя жена встречается с каким-то Карлом.

Я села на пятки и стряхнула бурую землю с перчаток:

— Да. Я знаю. Наверное, надо было тебе сказать.

— Да ничего, — беззаботно отмахнулся он, словно мы были в ресторане и я предложила оплатить счет. — Теперь я всё знаю, но правда, не уверен, к чему это ведет.

— Я тоже. Мне известно не больше твоего.

Лиза звонила мне почти каждый день и говорила без умолку, но больше сведений, чем сейчас мне предоставил Стив, я так от нее и не получила: да, она встречается с каким-то Карлом.

Я выдрала пару лютиков. Их корни цеплялись за землю.

— Ты в порядке? — спросила я.

Стив улыбнулся обычной своей полуулыбкой. Он всегда улыбался так, будто делает это без особой охоты, но сейчас скривился и вовсе как безумный.

— Я готов его убить. Серьезно. Я бы этого козла исколошматил. — Он говорил медленно, смакуя смысл сказанного.

— А ее? — спросила я.

— О чем ты?

— Ее не хочешь исколошматить? Что с ней-то будет? Ты ее бросишь?

— А что мне делать? Она мать моих детей. — Мне это показалось клише, но я не стала ничего говорить из вежливости.

Лиза звонить перестала. События развивались слишком быстро, не было времени узнавать все новости. У ее инструктора по йоге пустовала квартира на первом этаже его дома. Лиза собрала чемодан и переехала туда. Днем она ездила домой и сидела с детьми. Это было временно, говорила она.

Я сидела в кабинете, строчила миллион статей про 1973 год. Год, когда вся моя жизнь начала разваливаться. А теперь вот и Лиза ушла. Ушла искать счастья, или свое сердце, или себя, как сделала и моя мать, да и все наши матери в тот роковой год.

Что она делает сейчас? Спит ли на матрасе на полу? Мне почему-то казалось, что именно так люди должны спать, когда убегают из дома. Или сидит и пьет чай или вино со своим инструктором по йоге, смеется, болтает? Или встречается с каким-то Карлом? Делает ли она то, что хочет, то, что ей нравится?

Виновата ли йога в том, что она ушла? Или йога просто подарила ей новое ощущение своего тела? Больше уверенности в себе? Новое окружение? Была ли йога просто новым местом, куда можно было пойти, когда ей так необходимо было вырваться хоть куда-то? Но нельзя сбегать из дома до бесконечности, рано или поздно придется сбежать навсегда.

Перечитывая последнюю статью про 1973 год, я пила виски и немножко всплакнула. Бывает. Глубоко, очень глубоко внутри меня снедала зависть, не только по отношению к Лизе, я завидовала и своей матери, и всем матерям, сбросившим груз ожиданий. Я не хотела бросать своих детей, нет, этого не случилось бы никогда. Но меня уже тошнило от того, какая я правильная. Дни, когда я тоже была плохой, остались где-то далеко-далеко, почти превратились в легенду. В последнее время мне все больше казалось, что все мои безумства вообще происходили с кем-то другим.

18. Баласана [34] , часть 5

1983 ГОД