Они задвинули за собой двери, заняли предпоследний товарный вагон для йокенцев. Сквозь узкую щель стали смотреть на свалку, начавшуюся на путях. Люди, навьюченные узлами, катились лавиной. Невероятно, как они кричали и чертыхались. Как спотыкались о рельсы. Падали. Кто что-нибудь ронял, бегом возвращался поднять. Когда маленький паровозик глубоко набрал воздуха, толпу охватила паника. Как все завизжали! Ага, все заспешили в Германию!
Обнаружив в сутолоке свою мать, Петер открыл дверь и втянул ее в вагон. Потом и других йокенцев. Не было только старой Вовериши. Где она застряла?
- Ее тоже нужно к нам, - сказал Петер, помня о наволочке, в которую была зашита колбаса. Они спрыгнули вниз, побежали вперед к терпеливо пыхтящему маленькому паровозу. Вот она, Вовериша, катится как толстый масляный колобок.
- Возьмите и меня, старуху, - всхлипывала она.
Она задвинула сумку, из которой выглядывала испуганная голова Пизо, в йокенский вагон. Но нельзя было и подумать, что она сможет залезть в вагон собственными силами. После того как Вовериша некоторое время бесплодно повисела на дверях и рассадила о гравий колено, милиционеры бросили свои сигареты и подсадили старуху в вагон. Господи Иисусе, ну и зрелище это было!
Ну ладно, вот все и на месте. Йокенцы в своем предпоследнем вагоне. Можно ехать. Но об отправлении нечего было и думать. Люди продолжали прибывать. Не только из барака, шли и из города. Некоторых привозили на станцию в фурах, они залезали в вагоны прямо из телег. Отчаянно ругались, увидев, что лучшие места уже заняты. И вообще, разве это дело - возить людей в товарных вагонах, да еще среди зимы? Стали вмешиваться и милиционеры, светили карманными фонариками вглубь вагонов, находили здесь местечко, там угол, где еще можно было потесниться. Удивительно, сколько может вместить один товарный вагон! Сначала в тесноте все согрелись. Но потом от тепла множества людей началась циркуляция, через щели стало тянуть холодным воздухом, и вскоре женщины сзади начали кричать: "Закройте дверь, сквозит!"
Ну, может быть, это всего только, чтобы подбросить их к ближайшему большому городу. Так ведь невозможно ехать в дальнюю дорогу! В Кенигсберге или Алленштайне пересядут в нормальный поезд и с уютом поедут в Германию.
День никак не хотел начинаться.
- Сколько сейчас времени? - спросил кто-то из темноты вагона.
Глупый вопрос, ведь в Восточной Пруссии больше нет часов. Они или в развалинах или тикают на руках у русских. Можно бы сообразить по сахарному заводу. Когда там обычно начинают? В пять или полшестого? Растенбургский сахарный завод заревел в начале смены таким мощным гудком, что Пизо, перепугавшись, выскочил из своей сумки и даже хотел на него затявкать. Но Вовериша тут же закрыла ему рот. Тявкающего Пизо милиционеры выбросили бы из вагона и погнали бы в снег. Собак в Германию не везут!
Герман и Петер лежали на животе и через щели в дощатой стенке смотрели на сахарный завод, видели, как из трубы вылетали искры, а через окна валил пар.
- Хоть бы жмыхов сахарных дали, - мечтательно сказал Петер.
Он погрузился в воспоминания о сахарных жмыхах в Йокенен, таскать которые со склада поместья было величайшим удовольствием для йокенских детей.
Неожиданно паровоз дернулся, стал медленно толкать четыре товарных выгона по направлению к сахарному заводу, мимо милиционеров, стоящих с автоматами в снегу, курящих сигареты и переминающихся с ноги на ногу.
- Они едут не в Германию, они едут на восток! - вскрикнула одна женщина.
- Да уж, нужны мы там на востоке!
- В Россию везут нас, в братские могилы.
- Может, просто маневрируют.
- Сиди тихо, Пизо.
- Боже мой, я ведь уже была в Сибири.
- Нас обманули.
- Прекратите выть!
- Куда пойти пописать?
- Господи Боже наш, Иисусе Христе, нас везут в Россию!
Последний вагон врезался в стоявшую на путях платформу с лесом. Все повалились друг на друга, и Пизо наконец затявкал во весь голос.
Тишина. Паровоз отцепился. Проехал мимо по соседнему пути. Прицепился к другому концу поезда. Медленно двинулись вперед. Мимо черной трубы сахарного завода, двух милиционеров, дымивших своими сигаретами на перроне. Вперед, в Германию!
- Хорошо на поезде, - заметил Герман.
- Жалко только, что нечего есть, - досадовал Петер.
Когда рассвело, все стали тесниться у дверей, хотели посмотреть на Восточную Пруссию из тихоходного товарного поезда. Боже, Боже, этого в мире еще не бывало! Несжатые, гниющие поля восточно-прусской ржи, заметенные недавним бураном. Бабки снопов, превратившиеся в сугробы. Все богатство страны пропадало под снегом.
Да, а долго ли ехать от Восточной Пруссии до Германии?
До войны скорый поезд из Кенигсберга через Шнайдемюль приходил в Берлин меньше чем за шесть часов. Но в эти времена явно придется сколько-то прибавить. Хозяева теперь поляки. Кроме того, и сами колеса так долго "катили к победе", что сейчас они уже с трудом ползли по дребезжащим рельсам, по временным мостам на подпорках. Хорошо ехать в Германию. В Германии тепло. Там нет метелей. Скоро Рождество. Рождество в Германии. Еще немного подождать.