Йокенен, или Долгий путь из Восточной Пруссии в Германию

Герман и Петер развернулись, обнаружили, что территория вокзала обнесена высоким забором из колючей проволоки, посмотрели немного через изгородь на городские огни, видели одного старого человека, катившего на ручной тележке елку. Ах да, дело шло к Рождеству. Замерзшие, они влезли обратно в согревающую вонь теплушки. Виткунша уже спала и опять храпела.

Хорошо, что у матери Петера был хлеб.

Может быть, повезут ночью?

Рядом в последнем вагоне пел женский голос. Песню "Соня" из оперетты Франца Легара "Царевич": "Бесконечны сибирские степи, вечным снегом покрыты они... Соня, Соня, твои черные кудри я целую во сне - никогда тебя не забуду, чудный волжский цветок..."

- Это - настоящая певица, - сказала майорша.

А уж она знала, она в молодости бывала в опере в Берлине. Ну и спрашивается: что настоящая певица делает среди зимы в битком набитом, вонючем товарном вагоне?

- Она знала лучшие времена, - сказала мать Петера, отрезая хлеб.

- Будет много снега, - говорила сама с собой Вовериша. Она чувствовала перемену погоды сквозь свои четыре трико.

- Когда идет снег, хотя бы не так холодно, - сказала Шубгилла.

Женщины повернули Виткуншу, завернувшуюся в свою шубу, на бок - на спине она слишком громко храпела.

"Соня, Соня, идет год за годом, и мукам моим нет конца - никогда тебя не забуду, чудный волжский цветок..."

Какая грустная песня. Можно было расплакаться.

По пути подцепляли все новые и новые вагоны, товарные, набитые людьми. До Шнайдемюля маленький паровоз добирался четыре дня. Там застряли, стояли на запасном пути, пока по магистрали катились на восток русские военные и товарные поезда со станками, демонтированными в Германии.

За Вислой снега уже почти не было, и это обстоятельство значительно облегчало выходы на вокзал. Картошку, турнепс, брикеты - если только они вообще были - уже не нужно было выкапывать из-под снега.

От Шнайдемюля шли в направлении на Позен. Потом вдруг на полпути повернули обратно. Далекий объезд через Гнезен. То на восток, то на запад. То стояли в открытом поле, то опять загоняли на сортировочную станцию.

Пока болтались туда-сюда, случилось это. На седьмой день пути. Взошло солнце, осветило скудными красными лучами дощатую стенку катящегося товарного вагона, как бы пытаясь проникнуть через щели внутрь, и запуталось в грязи и паутине.

Герман проснулся оттого, что Пизо рядом с ним непрерывно скулил.

- А холодно! - сказал кто-то, сидевший впереди возле продуваемой сквозняком двери.

Герман сел, прижался спиной к стенке, дал глазам время привыкнуть к полумраку. В свете солнечного луча был виден пар от дыхания.

- Успокойся, Пизо.

Но Пизо не унимался, продолжал беспокойно повизгивать в своей сумке. Может быть, он замерз? Герман наклонился к собаке, выставившей рядом с ним голову из сумки Вовериши.

- Матушка Воверис спит долго, - сказала мать Петера.

Старуха зарылась головой в подушки и одеяла и не шевелилась.

- Эй, матушка Воверис, вставайте!

Герман, сидевший ближе всех, потряс кучу одеял. Но никакого движения не последовало.

- Она умерла, - сказала мать Петера.

Сдвинули одеяла. Старая женщина лежала, широко раскрыв беззубый рот. Герман, не двигаясь, сидел рядом с мертвой. Рассматривал серое лицо, удивлялся, что совсем не испытывает страха, не ужасается, что проспал целую ночь возле трупа. Только рот, этот страшно разинутый рот, придавал ей такой необычный вид. Вот лежала она, старая Вовериша, со своими притчами и предсказаниями. Какие пожары виделись ей сейчас? Наверное, смотрела теперь из облаков на этот загаженный товарный поезд уже из двенадцати вагонов и почти тысячи человек.

Что ж, зато стало меньше вонять. Мертвая Вовериша уже не смердела. То, что на ней воняло, замерзло.

Сбросить из идущего поезда?

- Когда поезд остановится, вынесем ее, - сказала майорша.

Мать Петера раздавала на завтрак холодную картошку в мундире и соль. Они ели, а Пизо издавал все более беспокойные звуки.

Вдруг поезд остановился на свободном пути. Они расчистили проход от стенки вагона к двери, подтащили Воверишу за ноги. Потом совсем не деликатно столкнули тело на гравийную насыпь. Тело покатилось под откос сквозь колючие кусты боярышника. Внизу желтая трава, покрытая инеем. Собственно, по обычаю, теперь надо бы копать землю. Разумеется, она заслужила приличную могилу. Но как копать мерзлую землю? Майорша собиралась бежать к паровозу попросить лопату. Но поезд неожиданно дернулся. Все заторопились вверх по откосу, стали быстро карабкаться в вагон, чтобы не остаться с мертвой Воверишей у железнодорожного полотна один на один.

Конец.

В вагоне стало больше места. Только с Пизо все было не так просто. Он выл и скулил без остановки.

- Это невыносимо, - сказала Виткунша.

- Лучше всего, если мы его выпустим, - предложила мать Петера.

Но из другого угла отозвался какой-то старик:

- Пока мы все не передохли от голода... - сказал он, но не договорил.