Йокенен, или Долгий путь из Восточной Пруссии в Германию

Штепутат не знал, что сказать, и не ответил. Потом, почувствовав, с каким нетерпением сын ждет ответа, произнес:

- Я не думаю, что так плохо.

Штепутат удивился, когда на его имя пришло письмо со штампом полевой почты. С просьбой переслать дальше. Письмо было напечатано на разбитой пишущей машинке, неумело и грязно. Наверху дата: 29 декабря 1941 года. Без указания места. Пал под Москвой... смертью храбрых... при выполнении долга... С немецким приветом! Командир роты Хегеляйн. Или что-то в этом роде.

Штепутата это письмо мучило целый день. Вечером он натянул свой тулуп и направился к домишкам работников поместья. Он представлял себе, что ему предстоит. Для таких времен нужно было бы учиться на священника. Слепая бабушка лежала в своей кровати и - в январе - все еще напевала Рождественские песни. Она была одна.

- Это ты, Петерка? - спросила она, когда Штепутат нажал на ручку двери.

Штепутат назвал себя. Старая женщина выпрямилась в кровати и обратила в сторону двери свои невидящие глаза.

- Что, малый натворил что-нибудь, мастер? Украл, наверное, да?

- Нет, нет, - тихо сказал Штепутат. - С мальчиком все в порядке. Я тут получил письмо... с фронта... из России... погиб он, Отто, погиб в России, бабушка.

Вот и все. Штепутат сел без приглашения на табуретку, аккуратно развернул письмо.

А бабушка? Она не начала кричать. Она опустила свои костистые руки на красное покрывало. Она смотрела прямо перед собой, как будто ничего не поняла.

- Кто бы мог подумать, - вдруг прошептала она, - что Отто попадет на небо раньше, чем я.

Петер просунул голову в дверь.

- Он, наверное, замерз, - продолжала размышлять вслух слепая бабушка. В такой мороз! Как могут люди воевать зимой?

- Мой папа не замерз! - закричал вошедший Петер.

- Нет, твой папа не замерз, - подтвердил Штепутат и погладил мальчика по голове.

- Прочитайте письмо, мастер, - попросила слепая бабушка.

Штепутат прочитал.

- Представь, Петерка, наши под самой Москвой. Это ведь намного дальше, чем до Инстербурга, а?

Штепутат сложил письмо, передал слепой бабушке, которая протянула его Петеру.

- Беги, Петерка! Позови маму.

- Что оставалось делать Штепутату? Он взял сухую старческую руку, прошептал что-то о сочувствии и что ничего не поделаешь. Война.

Штепутат облегченно шел домой. Но на полпути он чуть не столкнулся с идущей навстречу женщиной. В сумерках среди деревьев парка ее трудно было заметить, но он слышал, как она плакала. У женщин на востоке еще оставался этот ветхозаветный накал страстей. Страдание без маски. Без условностей и притворства. Все выходило наружу.

Штепутат сумел вовремя уклониться. Возле шлюза он сошел с тропинки, хотел двинуться домой прямо через замерзший пруд. Но Петер его видел и догнал.

- Мой папа ведь не замерз, нет?

- Нет, мальчик, - сказал Карл Штепутат и был совершенно уверен, что сказал правду.

Тот факт, что война завязла в русских снегах, имел далеко идущие последствия. По деревням начался рекрутский набор. Комиссия номер 24 Растенбургского призывного участка Бартенштайнского районного военкомата Кенигсбергского окружного управления по комплектованию (Первый военный округ) вызвала йокенских мужчин на осмотр. Кто еще оставался в Йокенен? Молодые, если только они не хромали и не выказывали явных признаков слабоумия, все были на фронте, а некоторые уже и в земле. Остались только те, кто были сыты войной по горло еще с 1914-18 года. Штепутат, например, инспектор Блонски, трактирщик Виткун и камергер Микотайт.

В начале марта они вчетвером поехали на санях поместья в Растенбург. Виткун захватил с собой бутылку медовой водки, но ее решили распить на обратном пути. Нельзя же дышать перегаром на военного врача! Штепутату нечего было опасаться. Его возраст, прострел и периодические боли в желудке вполне освобождали его от всех военных почестей. Трактирщик Виткун тоже мог не волноваться: у него в плече еще сидела пуля со второй битвы на Сомме. Виткун посмеивался над маленьким Блонским. Вот кто больше всех подходит, чтобы топать в Москву. В маленькую фигуру вражеским пулям трудно попасть. Микотайт, медведь с длинными руками, будет в гораздо большей опасности.

Они стояли голые в большом зале, обогреваемом железной печкой. Длинная шеренга. Маленький Блонски, обросший волосами, как кабан, от шеи до лодыжек.

Неулыбающийся капитан медицинской службы со своим списком. Каждому свой приговор.

- Плоскостопие. Нагнись... С геморроем в Россию не попадешь... Вдох... Яйца-то надо мыть хоть иногда... и отскоблите ноги! Втянуть живот!