Йокенен, или Долгий путь из Восточной Пруссии в Германию

Медленно, гораздо медленнее, чем трамвай на Александерплац, тащились по шоссе йокенские телеги. Штепутату было стыдно за свой Йокенен. Он никак не мог придумать ничего подходящего, чтобы смягчить впечатление от босоногих, подстриженных наголо детей, бесцветных домов с соломенными крышами, булыжных мостовых и пыльных проселочных дорог. Наконец - они уже были посередине деревни он сказал приезжим женщинам и детям: "У нас в Йокенен есть даже замок".

На выгоне распределение. Большинство отправились в поместье. Штепутат взял женщину с двумя маленькими мальчиками в гостевую комнату на чердаке. Дядя Франц хотел уклониться, ссылаясь на то, что его поляки уже заняли все комнаты. Но это не помогло, полякам пришлось потесниться и внести таким образом свой вклад в йокенское расквартирование. Эльза Беренд с удовольствием приняла женщину с тремя детьми. Это добавило немного жизни в ее одинокое хозяйство - кроме того, Эльза надеялась, что женщина из Шарлоттенбурга станет ей помощницей в огороде. Не так просто оказалось дело с Виткуншей в трактире. Она защищала свои две гостевые комнаты на втором этаже зубами и когтями. Недавно у нее останавливался ночевать проезжающий полковник. На следующей неделе ожидаются важные лица из организации "Тодт". Доильщик Август иногда приезжает в отпуск с другом из СС и тот располагается в трактире. Нет, это просто безответственно - занимать ее помещение. Кроме того: а сколько денег она получит за занятую комнату? Ей тоже нужно жить, времена и так достаточно тяжелые для владельцев трактиров. Перед лестницей, ведущей к драгоценным комнатам, она остановилась, как цербер, не пропуская ни Штепутата, ни женщину с четырехлетним мальчиком, вывезенных из северного района Берлина.

Штепутат так и не сумел с ней договориться, и ему в конце концов пришлось действовать должностным порядком. Он позвонил в Дренгфурт районному секретарю партии Краузе, который, однако, не пожелал вмешиваться и передал дело начальнику штурмовиков Нойману. Для Ноймана это была просто находка.

- Арестовать! - проревел он еще в телефон. Потом приехал в Йокенен на велосипеде, предусмотрительно захватив с собой городского полицейского Кальвайта.

- Это очень интересно! - заорал он в дверях трактира. - Наш народ сражается не на жизнь, а на смерть, а вы тут делаете в штаны, когда у вас хотят занять одну комнату!

Он сдвинул Виткуншу в сторону, прогремел сапогами по лестнице, закричал сверху, чтобы ему немедленно принесли ключ, а иначе он выбьет дверь. В то время как Виткунша, завывая, скрылась в кухне, трактирщик Виткун принес негодующему Нойману ключ. Нойман поместил женщину из Берлина в самую большую комнату с прекрасным видом на йокенский пруд, на пограничные с Мариенталем поля. Сказал ей даже несколько приветливых слов и спросил четырехлетнего, собирается ли он стать хорошим членом союза гитлеровской молодежи. В довершение у Ноймана хватило наглости явиться в трактир и заказать у Виткуна кружку пива. Он получил бесплатно еще и вторую, а также две рюмки водки. Только после этого Нойман смягчился и дал понять, что забудет о случившемся. Не станет никуда сообщать. На этот раз. Но больше он такого свинства видеть не желает. Виткунша все это время выла на кухне. Ах, если бы фюрер знал, что они творят в Йокенен с бедной фрау Виткун.

В белых носочках и кожаных сандалиях бегали берлинские дети по йокенской грязи. Они никогда не заходили в ивовые заросли у пруда, боялись придти домой с мокрыми ногами. Когда дядя Франц выгонял коров в поскотину, они в страхе бежали домой - когда рядом с ними оказывались лошади, испуганно звали маму. Их боязнь лошадей доходила до того, что, увидев на дороге коричневые яблоки конского навоза, они делали вокруг них большой крюк. Не могли они ужиться и с пчелами, которые не делали различия между йокенскими и берлинскими детскими ногами. А на лугу было много пчел, собиравших нектар в цветах одуванчика и белой кашки. Много пчел и ни одного врача, чтобы лечить ужаленных детей!

"С такими недотрогами разве может Германия выиграть войну", - думал Герман.

А им еще давали шоколадный пудинг. По спецталонам. Но зато они немало удивлялись копченой колбасе и ветчине, которые в йокенских коптильнях были без всяких талонов. Не устроить ли обменную торговлю? Шоколадный пудинг на домашнюю колбасу.

Берлинские женщины собирались каждую неделю, как они это называли, на чашку кофе. Больше всего им нравилось встречаться там, где они могли послушать радио. Если в Берлине две недели проходило без воздушных налетов, они уже собирались домой. Одна и на самом деле уехала, отправилась на свой страх и риск, никуда не докладывая. Она затосковала по метро, по зоологическому саду, где животных было несомненно больше, чем в йокенском пруду головастиков. Берлинские женщины уже тогда пели "Лили Марлен", да, собственно, они-то и принесли эту песню в заброшенный Йокенен. И курили сигареты. Поголовно. Откуда только они брали это зелье?