Йокенен, или Долгий путь из Восточной Пруссии в Германию

Чем же мы теперь займемся? О чем будет наш рассказ? Пойдем через большое картофельное поле к дяде Францу, по дороге, по которой Герман Штепутат обычно уходил, поругавшись с мазуром Хайнрихом или когда ему было скучно. Он был бы не против ходить и к домам работников поместья, к низким глиняным домикам за прудом, где детей было больше чем кур. Но холодные глиняные полы с убогой самодельной мебелью и мешаниной из кошек, собак, кур и младенцев с сосками во рту и грязью вместо игрушек, были не очень привлекательны. Кроме того, там сильно пахло. Запах шел от кроличьих клеток и свиных загонов, которые работники пристраивали к стенам домов, от кур, разгуливавших по комнатам, и множества пеленок. А потом эти споры за кусок черствого хлеба с сахарными крошками, драки среди детей за горячую картофелину в мундире, торжества вокруг жестяного ведра с селедкой, которое в день получки - 22 марки в месяц летом, 14 зимой - вся семья триумфальным шествием ходила покупать у трактирщика Виткуна и тащила домой. Все это было не очень интересно.

У дяди Франца было по-другому. Почему у дяди Франца не было детей? Потому, что тетя Хедвиг хромала и была немножко горбатой? Но она была очень добрая, этого у нее нельзя было отнять. Им вполне пригодился бы кто-нибудь вроде маленького Германа Штепутата. У дяди Франца Герман мог пить из винных рюмок и дуть через курительную трубку. В кладовке тети Хедвиг была копченая колбаса без хлеба и огромный горшок с маринованными тыквенными кубиками. Но все это было ничто по сравнению с лошадьми. Дядя Франц как-то посадил Германа на спину лошади и смотрел, как он будет себя вести. Только не реветь. Не подавать виду. Просто сидеть без седла, без уздечки. Если конь сорвется, он понесется до Вольфсхагенского леса. Смеяться. Потрепать гнедого по шее. Экзамен был выдержан.

- Из тебя может получиться настоящий крестьянин, - заявил довольный дядя Франц. Ну, а теперь самому соскользнуть по круглому лошадиному боку. Дядя Франц садился с Германом на подставку для молочных бидонов и рассказывал о своих лошадях. Клички он им дал запоминающиеся: Заяц, Кузнечик, Кусака, Шалопай, Лях. Черную кобылу звали Цыганша.

- В пять лет ты уже должен сам забираться на лошадь, - говорил дядя Франц. Только тот, кто без посторонней помощи, без седла и уздечки может залезть на лошадь, тот наездник. Это было совсем не так просто. Герман брал Зайца и упражнялся за амбаром. Сначала он забирался на лошадь с забора, рулона соломы или ограды навозной кучи. Когда ему это удавалось, он ехал к кухонному окну тети Хедвиг, показать, что, хоть и от горшка два вершка, а забрался на терпеливую лошадь. Затем то же представление перед кухонным окном Марты.

Дядя Франц был доволен. В награду Герман может отправиться с ним на воскресную прогулку, на этот раз в седле. Поехали они - дядя Франц на Цыганше, Герман на Зайце - по летней дороге на Вольфсхаген, мимо скошенных лугов.

- Это крестьянская земля, а это земля поместья, - сказал дядя Франц. Раньше все принадлежало поместьям. Поместья живут работой других, а крестьяне собственным трудом.

У дяди Франца вся мировая история вращалась вокруг одного: крестьяне и поместья! Поэтому он так любил ездить в Вольфсхаген. Там были только крестьяне. Их дворы рассыпались по опушке леса. Правда, лес принадлежал не им, могучий хвойный лес, простиравшийся до Норденбурга, Гердауэн и Мазурского канала.

Дядя Франц часто останавливался. Пробовал руками землю, крошил в пальцах сухие комки. Плодородная земля, здесь это было божество, которому все поклонялись. Дядя Франц прикидывал, сколько центнеров ржи можно получить с гектара, сколько удобрения нужно внести в сухую песчаную землю под картофель. Земля это не просто земля. В нее можно заглянуть глубоко. Ее можно почувствовать.

- Пока поместья владеют лесом, а крестьянам приходится покупать у них дрова, мы еще не совсем свободны, - говорил дядя Франц.

Два года назад он чуть было не вступил в коричневую партию, когда новые власти раздали земли разорившегося поместья Геркен крестьянам. Это ему понравилось. Но он вовремя заметил, что они сделали это не ради крестьян. С крестьянами они были за крестьян, с рабочими за рабочих, с помещиками за помещиков. Они для всех находили что-нибудь, стараясь выразить все надежды и заполучить все сердца. Так просто.

- Ты, небось, уже проголодался, Германка? - вдруг спросил дядя Франц.