Тогда много говорили о Хальваре и Сигурде, сыне Буи. Воины считали, что Вагну следовало отправить кого-нибудь еще к Свейну и потребовать, чтобы их освободили. Я был не единственным, кто думал, что, хотя они и были заложниками у датского конунга, они не были пленниками. Однажды в конюшне Эйстейн сказал мне, что, скорее всего, они уже давно перешли на службу к Свейну, и даже не пикнули, потому что, по правде говоря, не было особой разницы в том, чтобы быть йомсвикингом или служить Свейну или же Бурицлаву. Эйстейн даже слышал, что некоторые предпочли бы быть на службе у Вилобородого, а не у вендского конунга. Но никто не осмеливался сказать об этом вслух, пока Вагн был здесь.
Военная подготовка продолжилась, и это подняло нам настроение. Я был среди тех, кто учился бою на лошади. Такое решение принял Аслак, а один из дружинников Бурицлава, по имени Притбор, стал моим наставником. Он был низенького роста, с узкими плечами, а глаза были настолько близко посажены, что я такое видел впервые. Он был верхом на широкогрудом вендском жеребце, испещренном шрамами, на его седле висели копье, топорик и лук. Все, кого отправили обучаться к нему, не верили, что он вообще на что-то годится. Но в первый же день Притбор удивил нас всех, показав нам то, что все мы увидели впервые. В то время, пока он скакал на коне, он подбросил чурбан в воздух, выхватил лук и выпустил сразу три стрелы в него, прежде чем он упал на землю.
Притбор научил нас ездить галопом без поводьев, показал, как можно держать четыре стрелы между пальцев той руки, которая держала лук; стрелы благодаря этому можно было быстро вставить в тетиву и выстрелить с такой скоростью, что все четыре оказывались в воздухе одновременно. Это невозможно было проделать на обычном луке, поэтому нам выдали луки, которые использовали вендские охотники. Сделаны они были не из дерева, а из рогов. Сначала мы не поверили, подумав, что это какой-то особый сорт деревьев, росших на юге, которые мы никогда не видели, но в один день я сам увидел, как вендский мастер делал лук, как он приставлял два длинных рога друг к другу и получалось древко.
В то же время я начал объезжать Вингура. Оказалось, мой конь обладал уникальной способностью, он понимал, что я хочу от него и куда мы направляемся. Больше никогда я не ездил на такой умной лошади, как он. Я до сих пор помню наши прогулки по вендскому лесу, его мягкую поступь под седлом, то, как он поворачивался ко мне каждый раз, когда я спрыгивал, чтобы дать ему отдохнуть. Я часто думал о том, что, должно быть, сам Один направил меня на конюшню к Хальвдану Палате в тот раз, что это он позволил мне спасти Вингура от жертвенного ножа. Когда я был верхом на Вингуре, никто не видел, что я хромал. Я был хорошим наездником и вскоре прославился этим. Я проводил больше времени в седле, чем на ногах или в общем доме. Сидя верхом, я чувствовал себя свободным, поэтому старался не сидеть возле очага, жалуясь на то, что мы стали дружинниками вендского конунга. Я очень скучал по морю, но это было терпимо, и могло случиться так, что я остался бы воином у вендского конунга на всю жизнь, если бы не одна вещь, которая мучила меня. Сигрид была рабыней и принадлежала другому мужчине…
После той ночи в Мюггборге, когда я стоял под навесом, прижав ее к себе, я долго думал, как снова ее увидеть, чтобы не вызвать подозрения. На всех фортах Бурицлава были стены, с которых караульные могли следить за домами для рабов, находящимися внутри, и за людьми, находящимися снаружи. Я обнаружил, что, поскольку бо́льшую часть времени я проводил в седле, кому-то нужно было присматривать за Фенриром. Я спросил разрешения у Аслака на день оставлять Фенрира у одной рабыни, рассказав ему, что мой пес очень привязался к одной из них, на что он буркнул, что пусть тогда моя собачонка и будет у нее, чтобы никого не беспокоить.
Следующая зима в земле вендов была суровой и унесла жизни четверых йомсвикингов. Они умерли от лихорадки, их тела сожгли, а имена высекли на каменной плите ростом с человека. Бурицлав уехал со своими охотниками на конных санях, как он делал обычно, но в один из дней, уже ближе к весне, в день, когда снег уже был рыхлым и текли ручьи, сани конунга перевернулись, опрокинувшись на Бурицлава и переломав ему кости. С того момента мы редко видели его на улице, и поползли слухи, что скоро он назовет своего преемника. Вагн приказал нам держать мечи и топоры наготове, потому что, в случае если сыновья начнут делить власть, мирные земли вендов перестанут быть таковыми. Нам было запрещено говорить о том, что произошло с Бурицлавом. Было лучше для всех, чтобы никто не знал об этом.