Ион

Он сознавал, что необходимо иметь определенную цель в жизни, и, к своему ужасу, не мог найти вокруг какой-нибудь опоры. Он глядел назад и не видел ровно ничего, а впереди было то же холодное и пугающее ничто. «Неужели так и протянется вся моя жизнь?.. Тогда для чего я на свете?» — с отчаянием спрашивал он себя по вечерам, лежа на постели в гостиной, куда перебрался после свадьбы Лауры, так как Гиги боялась ночевать одна в комнате.

Дни он обычно проводил в Жидовице и Армадии, бродил бесцельно, надеясь обрести душевный покой. Но те же назойливые вопросы и там не оставляли его. Все отступало перед сомненьями: «Куда иду я? Чего хочу достигнуть и откуда я?»

Чтобы уяснить себе это, он решил взяться за чтение, заняться самообразованием, доискаться в книгах ответа, который не давался ему. «В голове у меня хаос… Только хаос и порождает мучительные вопросы…»

Несколько недель он просидел за книгами. У отца еще с давних пор подобралась небольшая библиотека, в нее попали и несколько книг научного содержания, кое-что по богословию и педагогике. Титу набросился на них столь же усердно, сколь прежде обходил их. Потом он набрал книг в Армадии у друзей, какие под руку подвернулись… Он жадно проглотил их, точно искал лекарство против неизвестной болезни, но вскоре почувствовал, что хаос не только не проясняется, а усиливается. Единственной отрадой в этих исканиях было убеждение, что его первого мучат подобные мысли.

В конце концов им овладела какая-то странная усталость. На душе было одно безысходное уныние: «Почему не здесь Роза Ланг, пускай бы даже я и делил ее с помощником Штосселя?!»

Потом мозг его отказался мыслить, будто наплыла какая-то светлая волна и сами собой стали являться ответы, один за другим, подобно спасительным огонькам. «Собственно, что мне до того, откуда я и что будет завтра?! Нелепо изводить себя бесконечными вопросами… Куда влечет жизнь, туда ты и должен идти, что подсказывает она, то и делай! Только одни безумцы тщатся преградить ей путь, изменить ее ход, воспротивиться огромной воле. Это и одна и миллионы воль, она слепа и все же верна твердой цели, неведомой для скудного людского разума. Огромная воля — это и я, и корова Иона, и наш пес, и червяк, попавший мне под ноги, даже булыжник, о который споткнешься, да и все существующее, и небо, и то, что за небом и звездами, и то, что дальше, до самой бесконечности… И что же? Жизнь сама знает, чего она хочет, или, может быть, оттого, что и она не знает, мне вот и кажется, что знает… Куда она идет, то и хорошо, потому что она идет вперед и вперед, через пропасти, горы, вперед и вперед.

Кто упадет с телеги жизни, тот погиб… Вперед! Вперед! Вперед!»

Он обрадовался, точно нашел философский камень. С улыбкой вспомнил свои горестные волнения. Теперь он понимал их источник: «Столько беспокойства из-за того, что Роза Ланг уехала, а главное, что она тут без меня утешалась, с кем могла!.. А я уже вообразил, что вся моя жизнь обессмыслилась!»

В ту же ночь он написал стихотворение, которое счел лучшим из всего, что сочинил до сих пор. Душа его расцвела в новом порыве любви к жизни. Он больше не скучал в Армадии. Все его занимало, все ему было приятно, точно он оправился от тяжелой болезни.

Он обменивался любовными взглядами с «гусынями». Снова вдохновенно говорил об угнетенных румынах, о своих дерзновенных планах… И часто тоном превосходства изрекал, как приговор, не подлежащий обжалованию:

— Если бы на свете не было неизвестного, человеческая жизнь лишилась бы всякой прелести!

Между тем в Армадии произошло важное событие: скончался Ион Чокан, депутат местного округа. Чокан многие годы был директором румынского лицея, с венграми он заигрывал, делал им уступки, высокою рукой проталкивая в программу венгерский язык, а стоящие у кормила власти платили ему за это депутатским мандатом. На выборах он всегда шел под флагом независимости, но был из тех независимых, что являются самыми рьяными сторонниками любого правительства. Независимость стяжала ему и кафедру румынской литературы в Будапештском университете, а также сохранила за ним представительство Армадии в парламенте до конца его дней.