Ион

Тем временем в гостиной возмущенные г-жа Херделя и Гиги по-всячески обзывали и кляли Белчуга, дожидаясь возвращения Титу, — он чуть свет понесся в податное управление в Армадию взять аванс в счет жалованья отца, потому что в доме не осталось ни гроша.

Адвокат явился раньше срока, вместе с ним был старик писец из суда, удрученный тем, что ему предстояло идти потом в Армадию пешком. Адвокат резво поднялся на галерею, начав тараторить чуть ли еще не на улице:

— Мне во всем сопутствует удача… Я покончил с делом гораздо скорее, чем предполагал, надеюсь, я попаду в Бистрицу к обеду. Моя супруга строжайше соблюдает обеденные часы и безумно рада, когда мы обедаем вместе. Вот дешевый способ осчастливить женщину!

Госпожа Херделя и Гиги, заслышав его, вышли из гостиной. Лендвей встретил их с величайшей учтивостью и рассыпался в любезностях, но так как они были высказаны по-венгерски, г-жа Херделя ничего не ответила и только обиженно поджала губы. Херделя, боясь, как бы адвокат не рассердился, поспешил заметить:

— Моя жена не знает венгерского…

— Да-а? Неужели? И при всем том ваши газеты вопят, что вас угнетают, терроризируют, венгризируют… Интересно! Ну, хорошо, как вы сами считаете, в Германии или во Франции стали бы держать в государственной школе такого учителя, у которого жена не знает официального языка? Я это не в упрек вам говорю, я ведь не признаю политики. Просто я вспомнил одного коллегу-румына, он как-то недавно в Армадии все плакался, что теперь, с предстоящими выборами депутата, бедным румынам приходится терпеть нажим и произвол… Ха-ха!.. Весьма любопытно!..

Он говорил очень быстро, по-коршуньи водя глазами вокруг, чтобы за разговором не упустить дела. Белчугу показалось, что адвокат хотел уязвить и его, и, напыжась, он ответил по-румынски:

— В Германии или еще где-то обстоятельства совсем другие, господин адвокат!.. Мы здесь исконная нация, прав мы лишены, а знаем только одни обязанности…

— Кто это? — спросил удивленный Лендвей, задетый тем, что ему ответили по-румынски. — Что он говорит? А? — добавил он потом, хотя и отлично все понял.

Херделя, чтобы не расхлебывать новых неприятностей, постарался повернуть разговор и увел Лендвея в первую комнату; там стояли по стенам две кровати, обеденный стол и деревянный диван — все старое и трухлявое.

— Здесь у нас нет ничего примечательного, не так ли? — бросил адвокат, сразу проходя дальше, в узенькую, продолговатую комнатушку с одним окном на улицу и другим в сад. — Значит, начнем отсюда!.. Начинаем, уважаемый! — крикнул он писцу, тот сумрачно уселся за письменный стол Хердели и вынул из потертого портфеля бумаги.

Из спорной мебели тут был лакированный стол с точеными ножками, накрытый трехцветной скатертью, которую еще в девичестве расшивала г-жа Херделя, — и красивая кровать; другая такая же стояла в гостиной, на ней спали дочери.

Пока писец раскладывал бумаги, адвокат подозрительно приглядывался к Белчугу; поп благожелательно улыбался, немножко робея под грозными взглядами хозяйки из соседней комнаты.

— Коллекционер, да? — с иронией спросил вдруг Лендвей.

— И друг! — проговорил священник.

— Разумеется, друг, скупающий что только можно у своих друзей, попавших в беду, — презрительно заметил адвокат и тут же обратился к писцу: — Ну, как?

— Готово. Итак, мы имеем… — вопросительно начал писец.

— Стол и кровать, — хрипловатым голосом добавил Херделя, глядя на Лендвея, как будто ждал его одобрения.

— Стол ореховый, двадцать три кроны! — раздельно прочел писец по своим бумагам.

— Двадцать четыре! — сказал адвокат и знаком велел ему записывать.

Но Белчуг подошел к столу, отвернул скатерть, ощупал его и потом невинно сказал:

— Двадцать шесть!

Взгляды всех полоснули его, точно молнии, г-жа Херделя, бывшая в другой комнате, вся побагровела и что-то буркнула. Лендвей, после минутного колебания, выкрикнул:

— Тридцать!

— Тридцать две! — сказал священник, приковав глаза к столу.

— Деньги вы сразу внесете, не так ли? — отрывисто бросил раззлобленный адвокат.

— Да, да, естественно! — засуетился Белчуг, доставая бумажник из помятого подрясника.

— Тогда я отступаюсь! — заявил Лендвей, пожал плечами и недоуменно посмотрел на Херделю. Он стоял испуганный и потрясенный, его лицо кривилось в горькой усмешке..

Священник, на страх им, пробыл до конца, ощупывал и остукивал каждую вещь, но уже не вмешивался. Когда все кончилось, адвокат велел Херделе подписать векселя и сам расплатился с писцом.

— Уж теперь не пропускайте сроков, господин Херделя! — сказал он, прощаясь за руку. — Жалко денег, хотя львиная доля идет мне в карман… Ну, до свидания! Счастливо оставаться, сударыня, сожалею, что не знаю румынского! — со смешком обратился он к хозяйке.

Госпожа Херделя ожгла Белчуга гневным взглядом и ответила:

— Да уж лучше не знать румынского и быть порядочным человеком!

— Что она говорит, а? — переспросил адвокат у Хердели и вышел, не дожидаясь разъяснений.

На галерее священник простился с учителем и тихонько сказал ему:

— Так я завтра зайду взять стол, Захария…

— Взять?.. Взять… да, да, — пролепетал Херделя.