Ион

— Ба, ба, уж не вздумали ли вы убить меня признанием? — улыбнулась она, чуть шевельнув полными пунцовыми губами, меж которых белели мелкие, блестящие зубы.

Юноша не отводил глаз от ее соблазнительных губ и потерянно прошептал:

— Вы милая… Я люблю вас…

Потом порывисто и властно обхватил ее голову и впился ей в губы долгим, неистовым поцелуем, точно хотел разом выпить из нее душу. Она не отнимала губ, с закрытыми глазами, чуть вытянув белую, оголенную шею. Они замерли, потом Титу обвил ее рукой за талию и бурно прижал к груди. Но Роза опомнилась, увернулась от его пылких объятий и, поправляя рассыпавшиеся по плечам волосы, сказала с нежным укором:

— Ну, знаешь, мальчик, однако же ты смелый. Я и не думала, что ты такой смелый…

Титу почувствовал, как робость волною прихлынула к его сердцу, но страсть развязала ему язык:

— Я тебя безумно люблю! С тех пор как я увидел тебя в первый раз, я ношу тебя в сердце, как бесценное сокровище. И мне никак не удавалось сказать тебе это, и ты никак не хотела замечать, до чего я люблю тебя…

Восхищенная, она слушала его с минуту. Это неловкое и в то же время театральное признание повергло ее в целомудренный трепет. Она бы охотно слушала его так целый день, но боялась, что не сможет потом удержать его. Она встала, сказав ему с такой же патетической ноткой в голосе:

— Я заметила и давно поняла тебя. Все же ты должен быть умником… паинькой! Слышишь? Иначе я не буду тебя любить…

И она игриво погрозила ему пальчиком, а он схватил обе ее руки и осыпал их поцелуями.

— Теперь мне пора домой, видишь, как поздно, — продолжала Роза, уклоняясь от его настойчивых нежностей.

Смеркалось. Тьма надвигалась с такой быстротой, что казалось, стоит лишь хорошенько вглядеться, и увидишь, как она сгущается. Титу подобрал пальто, встряхнул его и пошел проводить г-жу Ланг до окраины села.

— Что бы ты сказала, если бы в одну прекрасную ночь я нагрянул к тебе домой? — спокойно спросил он на прощанье, сжимая ей локоть.

— Мне это было бы приятно и я бы… напоила тебя чаем с ромом, — ответила она, смеясь. — Если только мой муж не стал бы возражать…

— А если бы Ланга не было дома? — настаивал Титу, жадно засматривая ей в глаза.

— О, тогда… тогда ты должен быть паинькой, а то я рассержусь! — проговорила Роза с искусительной и смиренной улыбкой.

6

Титу возвращался домой по новой дороге, очень довольный минувшим днем, и прибавлял шагу, чтобы нагнать сестер, а главное — он был зверски голоден. Но у Обетной чишмы ему встретился Ион, тот брел из Жидовицы неверной походкой, одинокий, задумчивый.

— Ты чего, Ион, так плетешься? — бойко крикнул Титу. — Выпил иль не в духах?

— Да так, барчук, заботы одолели, вот и раскидываю умом, как могу, — ответил Ион, сняв шляпу, и криво улыбнулся.

Небо было чистое, без пятнышка. Крупные звезды отчаянно мигали, борясь с тьмой, тщетно она заливала их, они вспыхивали во множестве, одна за другой, как искры, рассеянные налетевшим ветром. Позади глухо гудела Господская роща, точно смиряла свой гнев, впереди, меж черневших канав, убегала серая шоссейная дорога, быстро теряясь за изломами холмов…

— Так, так, видно, и ты уже слышал? — сразу заметил Титу. — Я как раз хотел тебе сказать, я вчера узнал от товарища, он писцом в суде в Армадии… Это правда, Ион! Симион Лунгу доказал на тебя, что ты его избил и сколько-то сажен земли у него заграбастал.

— Да ну его к черту! — пренебрежительно перебил Ион, сплевывая сквозь зубы.

— Что ты чертыхаешься, Ион, тут не до шуток! — продолжал Титу, несколько раздраженный его спокойствием. — Это дело серьезное, он может тебя в тюрьму упечь!.. Симион-то ладно, с ним ты мог бы добром поладить. Но ведь на твою голову и поп навязался, слышишь? Прямо взъелся на тебя! Говорит, что так не оставит, пока не засадит тебя за решетку… Он и писал Симиону кляузу, и в свидетели вызвался… Не знаю, что ему от тебя надо…

Ион опять сплюнул, надвинул шляпу на глаза и промолчал. Он тоже кое-что слышал об этом. Но ему в одно ухо вошло, в другое вышло. Все это казалось ему сущими пустяками по сравнению с тем, что бродило в его душе. Драка с Симионом не произвела в селе переполоха, потому что Симион был человек вздорный и, чуть что, сразу хватал за грудки. Да потом перепалки из-за земли были делом еще более обычным, чем драки парней на гуляньях. И лишь вмешательство священника вызвало кое-какие разговоры в корчме… Но Ион настолько проникся необъяснимой уверенностью, пробудившейся у него после того, как Ана плакала перед ним, что он теперь постоянно витал в облаках. Ему только нужен был толчок, который бы прояснил его мысли и направил его действия. У него хватало терпения ждать, не торопиться, он был убежден, что откуда-то это придет. Сам он, сколько ни ломал голову, ища пути, всякий раз точно натыкался на запертые двери, потому и старался больше не думать о том, что неминуемо должно случиться. И вот теперь сомнения стали одолевать его, и он испытывал бессильную злость.

— Пускай их, барчук, сейчас я об этом не тужу, — заметил он, как будто слова Титу присекли ему язык.