Ион

Тогда же он заметил в стороне дочь вдовы Максима Опри, Флорику, с которой до сих пор гулял, она была чуть пасмурная, но еще красивее, чем всегда. Ион быстро заморгал, точно хотел отогнать какую-то мысль, и окликнул одного из мальчишек:

— Эй, приятель, принес?

— Принес, дядя Ионикэ, — деловито ответил мальчик. — Отдал ее тетке Зенобии подержать…

Ион направился к кучке баб, где была его мать, а мальчик продолжал:

— Корчмарь ее крепкую сделал, дядя Ионикэ, десять кусков сахару положил, так и говорит, что она слаще меду…

Зенобия, с бутылкой ракии в руках, жаловалась вдове Тодосии, что у ней поясницу словно ножом режет вот уж несколько дней и все никак, окаянная, не проходит.

— Дай-ка мне посудину, мать! — отрывисто сказал Ион и духом хлебнул из бутылки. — А ты маленько выпьешь?

— Обо мне не пекись, я не на сносях, — ответила Зенобия, но все же взяла бутылку и приложилась. — Ай-ай, а ведь хороша, знаю толк… Смотри, сынок, много не пей, а то ударит в голову, еще наведет тебя на какой грех… Человек во хмелю, упаси господи…

Ион взял у нее бутылку, повернулся и пошел, не дослушав ее наставлений.

Все то время мальчик стоял как вкопанный, глядя на бутылку горящими глазами. Когда Ион ушел, он как будто бы огорчился. Но ненадолго. Ловко выдернув из рук у Маргареты букет цветов, он улепетнул стрелой, напутствуемый страшными проклятьями девки, которая все ждала, что ее пригласит кто-нибудь…

4

Ион не спеша миновал перелаз возле хлева и оглянулся на Ану, та не спускала с него глаз и через несколько минут пошла за ним торопливым шагом, красная как рак от стыда, думая, что все так и следят за ней.

За сараем начиналась небольшая левада, засаженная фруктовыми деревьями, посредине ее перерезала тропинка, которая спускалась к Попову протоку и обрывалась как раз за корчмой Аврума. Недавно скошенное сено, сметанное в стожки, подпертые слегами, наполняло воздух опьяняющим запахом.

Ион прошел по тропинке несколько шагов, потом свернул влево и сел под старым дуплистым орехом на корневище, изогнутое наподобие кресла.

Подошла и девушка, дрожа от волнения, но с радостным блеском в глазах.

— Ты вот где?! — проговорила она, усаживаясь и не глядя на него.

— Да здесь вроде как лучше, — медленно ответил парень, потом поднял бутылку и сказал: — Ну, будем здоровы, Ануца!

— На здоровье, Ион! — ответила она, опасливо посматривая на тропинку, где сновали люди, кто в корчму, кто оттуда.

— Выпей и ты, Ануца, для тебя ведь брал, сладкая, как твои губки!

— По мне, хоть и не будь этой ракии, — сказала Ана, чуть успокоившись. — Мне от одного ее запаху тошно, потому что отец ни единого дня не пропустит без хмельного, да чтоб допьяна не напиться… Прямо и не знаю, что это будет с нами…

— Оно так с досады пьет человек, — сказал Ион, а после прибавил другим тоном: — Пей, Ануца… На меня раз эдак тоже накатило…

Ана пригубила, скривилась и сразу отдала бутылку, кашляя и смеясь.

— Ой, не могу… как отрава…

— Да нет, хороша, — сказал Ион, опять прикладываясь к бутылке.

Оба помолчали, не глядя друг на друга. Потом Ион обнял ее за талию и вздохнул.

— Эх, Ануца, такая у меня тоска на сердце!

Длинноватое загорелое лицо Аны, носившее печать страданий, омрачилось.

— А мне что приходится терпеть, не приведи бог никому, — пожаловалась она. — Ведь отец как забрал себе в голову выдать меня за Джеордже Булбука, так Джеордже у него с языка и не сходит. А каково, господи, молча-то сносить это, когда не мил тебе человек…

Ион смотрел, как шевелились ее тонкие губы, приоткрывавшие белые, точно сахар, зубы с прорединками и розовые десны. Он и сам знал, что Василе Бачу с придурью и уж коль закусит удила, так и будет переть напролом, хоть пропадай все на свете. Но это как раз и подстрекало его.

Прежде он не испытывал любви к Ане, да и теперь толком не сознавал, нравится ли она ему. Он давно любил Флорику и всякий раз, когда видел ее или думал о ней, чувствовал, что все любит ее. Он носил в душе ее теплый смех и весь ее образ — полные, сочные губы, нежные, как персик, щеки, глаза синие, как небо весной. Но Флорика была еще бедней его, тогда как у Аны и поля, и дома, и скота вдоволь…

Ион слушал ее плаксивый голос и проникался жалостью, а сам думал о Флорике. Потом вдруг встрепенулся, прижал ее к груди и не произнеся ни слова, стал целовать в губы. Девушка обхватила его руками за шею, податливая и разгоряченная, сердце у нее колотилось так буйно, что даже Ион слышал.

— Ловко, ловко, Ион! — раздался чей-то резкий голос со стороны тропинки.

Ион гневно вскинул глаза и увидел Илие Ону, возвращавшегося из корчмы с бутылкой ракии, тот басисто и зло смеялся.

— Иди ты к… Прости меня, господи! — нахмурясь, ругнулся Ион.

Илие Ону дошел до сарая и пропал из виду. Он был побратимом Джеордже Булбука и при всяком удобном случае старался подгадить Иону за то, что на одной свадьбе тот усмирял его и избил в кровь.

Ион начал ругаться и кипятиться, но унялся, встретив взгляд карих глаз Аны и увидя слезы, навернувшиеся от счастья и от испуга…