Йони и Шош

Иоаким – человек небедный, а также влиятельный в самом высоком и благородном смысле слова. Говорят, Навуходоносор привез в Вавилонию родителя Иоакима, тогдашнего царя Иудеи, закованным в кандалы, а потом, ценя мудрость полоненного, приблизил к себе, дабы тот помогал ему в решении дел иудейских переселенцев. Поскольку государственная мудрость передается по наследству, то Иоаким, повзрослев, сделался, как и отец его, советником вавилонского владыки. Подавая монарху советы, Иоаким непременно и неприметно брал в расчет интерес своего племени.

Далее по ходу событий повести нас будет интересовать не столько Иоаким, сколько его юная супруга Шошана. Имя сие означает “лилия”. Иудейские матери порой называли так своих новорожденных дочерей в надежде, что дитя, превратившись в девушку, сравняется красотою с восхитительным цветком.

Кто-то высказал догадку, будто названия вещей выражают их природу. Случай с нашей Шошаной свидетельствует в пользу того зыбкого мнения, что имена младенцев (как и любых иных творений Господа) предопределяют их будущие черты. Шошана была очаровательным ребенком, и с годами расцвела как прекрасная лилия. Мать с отцом, да и близкие друзья семейства, нежно звали девочку “Шош”.

Возвращаясь из торговых вояжей, Хилкия, отец Шош, баловал дочку дорогими подарками. Купец этот был невероятно богат. Принадлежавшие ему караваны верблюдов везли товары из Египта в Вавилонию и обратно. Коммерция обогащала его и там и там.

Хилкия сам укладывал девочку спать и рассказывал ей были и небылицы о дивной стране на Ниле. И Шош с малых лет мечтала попасть в волшебный край, а как стала постарше, мнился ей молодой пригожий принц, сын самого фараона, что полюбит ее и заберет в свое царство.

Когда девице исполнилось семнадцать лет, отец нашел ей жениха. Иоаким – не молодой пригожий принц и не сын фараона, как мечталось Шош. Однако Хилкия убедил дочку, что его избранник – прекрасная партия для нее, ибо влияние царского советника обещало стать весьма полезным для всего иудейского купеческого клана.

Иоаким был немного старше Шош и равен годами тестю. Счастливый молодожен полагал, что год в браке есть срок немалый, и каждый день надеялся услыхать от юной супруги радостную весть, на ушко ему произнесенную, однако этого пока не случилось. В мечтах своих Шош по-прежнему видела себя египетской царевной – богатой, счастливой, наряженной в убранную драгоценными каменьями тунику.

Хилкия всегда уважал Иоакима, а как породнился с ним, стал своим человеком в семье зятя. На исходе субботы они дружно шествовали под руку после молитвы, направляясь в гостеприимный дом царского советника.

Жена Хилкии, то бишь мать Шош, не бывала с мужем в обществе. Сей факт вовсе не означал супружескую размолвку. Женщины почти не появлялись на собраниях мужчин, и это, надо признать, совершенно справедливое настояние мудрецов. Строгая вера иудеев трепетно берегла праведность своих адептов. Ведь созерцание чужой жены, или даже беглый взгляд в ее сторону, могли стать несправедливо тяжелым испытанием благочестия и родить грешные мысли в доселе беспорочной мужской голове.

В доме Иоакима исключение делалось только для Шош. Она, тщательно спрятав волосы под платком, закутанная с ног до головы в шаль – и только маленькая щелка для глаз освежала лицо – появлялась на минуту с подносом, обносила всех виноградом и снова исчезала. Иоакима не радовало появление молодой супруги на людях, но он уступал настоянию Хилкии, ужасно гордившимся дочерью.

Знакомый уже нам Йони, молодой и неженатый пока комиссионер, столь же способный в делах, сколь и богобоязненный в сердце, также являлся обязательным визитером в доме Иоакима. У Йони было много общих с купцом Хилкией предметов для разговора. Вместе с тем обсуждаемые двумя коммерсантами темы интересовали и прочих присутствующих, ибо все они отлично понимали исключительную важность вещественных благ. Мимоходом заметим, что холостой статус Йони вызывал в головах гостей очень легкую и при этом совершенно необъяснимую ажитацию с едва уловимым привкусом игривости.

Еще два важных человека имели обыкновение посещать субботними вечерами собрания у Иоакима. То были немолодые годами судьи Тевель и Юваль. Почетные судейские должности они занимали по праву своих глубоких знаний Закона и благодаря многолетней безупречной репутации среди членов общины. Седина в их бородах свидетельствовала о мудрости, а не о дряхлости. Тевель и Юваль любили рассказывать байки о своих малолетних внуках, иной раз даже приводили их с собой, и собравшиеся умилялись развитым детишкам и снисходительно играли с мальцами.

Разумеется, Даниэль тоже постоянно бывал в доме Иоакима. Он охотно обсуждал с Тевелем и Ювалем всевозможные судебные дела, впитывал их опыт и мудрость, а те, в свою очередь, время от времени снабжали его делами на предмет расследования.

***

– Рассаживайтесь, друзья, на этот новый ковер, расстеленный на полу! – произнес Иоаким, широким жестом сопровождая приглашение.

– Ковер действительно замечательный, я причастен к его приобретению, – скромно заметил Йони.