— Такую не вынесешь, — объявил один из викингов, почёсывая затылок обухом секиры. — И с петель не снять.
— Так, поди, за ней ничего и нет. Валандаемся здесь…
— Нет, Огмунд. Решётка запирается с той стороны. Они здесь хоронятся — Водан мне свидетель.
— Точно, Стюр. Это ведь башня.
— Да-а, башня.
— Башня, как есть.
— Чего делать будем? Выкурим их, а? — тот, кого звали Огмундом, хитро сощурил глаз и засмеялся.
— Внизу ещё лестница была.
— Пойдём, глянем.
— Пойдём.
Двое человек отделились от группы, ещё двое остались поджидать у дверей. Стюр и Огмунд прошли по старому пути, добрались до второй площадки, которая как две капли похожа на первую с той разницей, что наверху за балюстрадой открывается не галерея, а глухая стена с высоченными храмовыми дверьми. Сильный Огмунд подхватил одну из деревянных лав, что стояли у стен, и предложил Стюру её в качестве тарана. Мужчины принялись штурмовать дверь.
Тем временем внутри башни монахи количеством сорок человек подняли нечеловеческий крик. Началась сутолока, все метались из стороны в сторону, как мухи в банке варенья. Кто-то возопил:
— Брат Тобиас! Брат Тобиас! Скорей отпирайте малые двери! Господи помилуй! Эти нехристи сожгут нас, затопют, засыплют! Брат Тобиас!
Остальные подхватили вопль, взывая к нерасторопному брату. Бедолага, снимая с пояса, которым ему служила льняная верёвка, связку ключей, озабоченно засеменил к той самой двери, поднял деревянный запор. Но стоило монаху открыть её, как братия увидала за злополучной решёткой двух скучающих вояк. Поднялся ещё больший гвалт. Воины басисто захохотали. Парадный ход затрещал под натиском тарана. Брат Тобиас ринулся бежать, но один из викингов ухватил его за рясу и громогласно произнёс:
— Сей же час не отопрёте клятую решётку, заколю этого попа, как свинью!
Надо заметить, что галисийские монахи общались исключительно на народной латыни и в северном наречии нисколько не смекали. Несмотря на это, брат Тобиас под страхом смерти поднял дрожащими руками заветный ключ и показал викингу.
— Отворяй! — рыкнул тот.
Монах снова угадал просьбу варвара, повернулся к решётке и с трудом открыл большущий замок. Захватчики ворвались в башню. Между тем поддались и дубовые двери. Напуганные до смерти монахи сгрудились в кучу, что стадо замерзших коней. Четверо воинов достали оружие, инкрустированное костью и китовым зубом, окружили братию со всех сторон. То были крепкие поджарые скандинавы с длинными заплетёнными волосами, с медными цилиндрическими украшениями в густых бородах, серьгами, кольцами и браслетами. Каждый в лёгкой стёганой броне из кожи, на поясах петли для секир и ножны для мечей, плечи покрыты плащами с богатой меховой оторочкой, на ногах такие же отороченные до самой щиколотки кожаные сапоги. И лишь один одет в чёрную накидку из богатой блестящей на свету шкуры чёрного медведя с такого же цвета шерстяными полами почти до пят.
Стюр, видный молодой мужчина с бородкой, копной распущенных почти чёрных волос и острым взглядом карих глаз под низко посаженными бровями, огляделся по сторонам. Оценив размеры помещения, он присвистнул. В башне, как видимо, находится скрипторий. Чуткий нос уловил стойкий волнующий запах. Аромат висит в воздухе до того плотно, до того густо, что на миг закружилась голова. Всё здесь дышит единым духом тленной старины: стены, предметы и особенно монахи. Но в воздухе как будто витает тонкая струйка цветов и душистых масел, такая свежая и дурманящая.
Огмунд фыркнул, как конь, от души потряс головой:
— Ну и ну! Аж слёзы набежали…
— Разит старичьём.
— Уж как разит!
— Они здесь все?.. И все мужики?
— А то. Мужской ведь монастырь.
— Ну и ну.
Стюр спрятал меч, влеготку прошёлся вокруг братии.
— Стариков нет.
— В прочих оплотах их было немало.
— И молодцев не видать. — Стюр остановился, резко подался в сторону какого-то чернеца. Тот попятился, за ним и вся братия. Воитель рассмеялся. — Эй! Эй вы! А кого это вы там прячете? В серёдке! Я всё ви-ижу, ха-ха!
Монахи насупились, сжались в купу плотней. Старшие заслоняли собой стариков и младших, которых и заприметил глазастый Стюр.
— Пошли отсюдава, братцы, — предложил один из викингов. — Хватаем вон ту серебряную махину и ворочаемся. Не охота мне лезть под подол этим женовидным, хоть они и в платьях.
Воины зычно рассмеялись. Двое подошли к массивной дарохранительнице на постаменте, которую их товарищ обозвал махиной.
— Стюр, ты зверя-то своего из клетки не выпускай.
Викинги вновь распотешились. А Стюр знай себе похаживает вокруг да около, лыбится и высматривает кого-то в толпе. Тут первые ряды разомкнулись, и к ногам Стюра вытолкнули хрупкую русоволосую монашку.
— Олалья! Олалья! — закричали в толпе, но подойти ближе к варвару никто не решался.
Стюр рывком поднял девушку на ноги. Та дрожала всем телом, в зрачках пылало необоримое пламя. Викинг по-собачьи втянул носом чужой запах. В глазах разом потемнело, чресла прошибло жаром, рот наполнился слюной.
— Святые боги, — пробормотал кто-то.
— М-м-м, этот запах… Как те персидские благовония.
— Откуда? Ведь не чуяли…