— Вы уверены, что хотите избавиться от дитя? — спросил он осторожно.
— Конечно, это же позор! — воскликнула Элоди и вся сжалась.
— Нет позора, чтобы появилась новая жизнь, — возразил Йормунганд, чувствуя кислый привкус на языке от собственных лицемерных слов.
Элоди посмотрела на него долгим взглядом. В повозке никого кроме них не было, и темнота скрадывала лица.
— Я бы оставила ребенка, — сказала она, — будь он твоим. Даже если бы ты никогда больше не прикоснулся ко мне. Даже если бы отец отказался от меня, даже если бы я лишилась всего, что имею и имя мое произносилось бы только с порицанием, я была бы счастлива носить твое дитя.
Йормунганд почувствовал, как кровь приливает к щекам и порадовался, что в повозке темно.
— Но ребенок нежеланный, и ничего его в этом мире не ждет, кроме моей ненависти да безразличия. Поверь, я бы хотела чувствовать что-то иное, но пусть лучше у меня вовсе не будет детей, чем он родится.
— Понимаю, — произнес Йормунганд.
— Приехали, — крикнул возница, и Йормунганд выскользнул из повозки, и подал руку Элоди, чья фигурка потеряла былую легкость, но пока еще оставалась изящной.
— Где мы? — спросила Элоди, приподнимая край капюшона с лица.
— Все еще в вотчинах твоего отца, — улыбнулся Йормунганд, — там, где приличные люди стараются не бывать.
— Хм, — сказала Элоди, оглядывая пыльную разбитую мостовую, покореженные, как будто стремящиеся забраться под землю от своей неказистости, хижины, вдохнула воздух с запахом нечистот, — подходящее место для таких как я.
— Не будьте к себе суровы, госпожа моя, — сказал Йормунганд. В руке он держал кожаный мешок с инструментами, за другую руку держалась Элоди и беспокойно озиралась.
— Ну же, — сказала она, — быстрее.
— И верно, — сказал Йормунганд и повел ее к ближайшей двери завалившегося набок двухэтажного домика. Меньше всего Элоди ожидала увидеть в дверях высокую немолодую даму в широкой шляпке украшенной длинными потрепанными перьями, чей цвет еще угадывался, если приглядеться. Платье ее пестрело заплатами, да и изначалоно было пошито из разных кусков ткани. На плечах дама держала что-то вроде шарфа тоже из перьев.
— Это называется боа, — сказала она низким томным голосом, заметив взгляд Элоди. От дамы разило кислым вином и запахом сирени. Элоди не выносила сирень и теперь тошнота вновь подступила к горлу.
— Ну-ну, девочка, — сказала женщина, заботливо поддерживая капюшон Элоди, пока та согнулась у стены, — скоро все закончится и сразу полегчает.
Йормунганд подхватил Элоди под руку и практически втащил внутрь. Дама в перьях вплыла следом.
— Мама? — маленький ребенок выглянул из комнаты, выставив грязный носик. темные глазки блестели от любопытства.
— Ну-ка, иди на кухню! Я тебе что сказала?! — прикрикнула женщина, сбрасывая с плеч боа. Без него она оказалась еще шире в плечах и кряжистей, чем казалась изначально.
Элоди смотрела на даму во все глаза, в горле застрял комок. Так значит, такие женщины нравятся Йормуну, так вот чье теплое жесткое тело он предпочел нежности княжеской дочери.
— Нагрела воды? — спросил Йормунганд даму. Он не спешил представить ее и не называл при Элисбабет по имени, как Элоди догадывалась, не случайно.
— Зачем мы здесь? — спросила она его тихо, вновь взявшись за рукав. — Давай уйдем.
— Передумала? — беспокойно спросил он, глянув единственным глазом.
Элоди не знала, что ответить. ей хотелось избавиться от проблемы, но теперь ей стало страшно находится в этом старом доме со скрипучими полами и кривыми стенами. Ее пугала подвыпившая женщина, а больше всего пугало, как непринужденно Йормунганд вел себя в такой обстановке. Как по-хозяйски вытащил железную бадью в середину комнатки рядом с кухней и наполнил ее водой. запахло алтеей.
— Раздевайся, — бросил Йормунганд Элоди, что стояла сжавшись у самой двери.
— То есть? — пробормотала она, — совсем?
— Да, раздевайтесь, — повторил он нетерпеливо.
— Детей-то, поди, не одетой делали, так и на свет вытаскивать их — надо одежку снимать, — сказала дама ухмыляясь. Элоди быстро освободилась от темной накидки с капюшоном. Платье с жемчужными лентами контрастом выделилось в полумраке дома. Женщина отпрянула, оторопев.
— Госпожа моя, да вы никак знатного рода, — сказала она. — Или содержанка чья? — добавила она прищурившись.
— Знатного рода, — сказал Йормунганд. Он достал бутыль светло-зеленого стекла, пахнущую полынью и чем-то еще, сладким, алкогольным. Элоди без слов поняла, чего он от нее хочет и прильнула к горлышку бутыли. Жидкость обожгла ей рот и горло, в голове зашумело и Элоди принялась неловко освобождаться от наряда. Дама забегала возле нее, помогая с веревочками и застежками.
— Красивое платье, — восхищенно бормотала она. — В жизни такого в руках не держала.
Элоди сделала еще глоток.
— Йормун, — спросила она, уже едва ворочая языком, — а ты правда любишь вот, — она ткнула пальцем в сторону женщины с перьями, — вот ее?
Дама фыркнула не сдержавшись, у Йормунганда появилось забавное выражение лица.
— Я никого не люблю, госпожа моя, — сказал он. — давайте уже в ванну, холодно.