Йормунганд (СИ)

Иногда Элоди кричала на Йормунганда без повода. Йормунганд бесился, бил реторты и рассыпал руны, потом долго не мог собрать их дрожащими от бешенства руками. Прикасаться кому-то еще к своим вещам он строго запретил.

— Она любит тебя, — сказал Гарриетт когда после одного их таких «разговоров» Йормунганду пришлось прикладывать лед к щеке.

— Неужели? — ядовито откликнулся Йормунганд. — А выглядит как будто наоборот.

Гарриетт пожал плечами. Лезть в чужие отношения дело неблагодарное. В конце-концов, Элоди всего лишь глупая половозрелая девочка. Да и князю не по нутру будет брак любимой дочери с пришлым колдуном.

Поползут слухи, будто он ее околдовал, очаровал. Похоже, сама Элоди так думала.

А Йормунганд аккуратно раз в неделю ходил в заведение Мадам Малене и платил одной из девочек пять серебряных монет за ночь. Он старался менять их, чтобы ни у одной не возникло искушения навязаться ему в содержанки. И изредка он выходил ночной порой на улицу у трактира и искал женщину с перьями по имени Симона, чье разноцветное платье можно увидеть даже в ночном сумраке. И всегда она оказывалась пьяной.

Йормунганд покупал игрушки для ее маленького сына. Ребенок родился с глазами матери и ничем больше на нее не походил. Светлые волосенки торчали во все стороны. В солнечном свете они походили на нимб, так что его мать звала его ангелочком. Для своего возраста он был худеньким, зато пошел в рост. И почти не говорил. Симона как-то пыталась рассказать жалобную, романтичную и явно лживую историю об отце ребенка, но Йормунганду оказалось неинтересно. Он и без того знал, откуда появляются дети.

— Я даже не придумаю, что с ним делать, — пожаловалась Симона, когда с Йормунгандом лежала на застиранных простынях в комнатке на втором этаже самой дешевой гостиницы, что только можно было найти в городе.

— Что ты имеешь в виду? — Йормунганд почти заснул, язык едва ворочался.

— Дай мне какое-нибудь снадобье, чтобы я приворожила себе хорошего мужа и вышла замуж, — сказала Симона.

— Хочешь меня бросить?

— Ай, да как будто тебе есть до меня дело! — Симона повернулась на бок спиной к нему и принялась ждать, когда он уснет.

Едва его дыхание выровнялось, она встала, быстро оделась в рабочую одежду. Плата лежала на одном и том же месте, у изголовья. При свете свечи Симона пересчитала блестящие монетки и спрятала в потайной карман среди вороха юбок. Яркие юбки и украшения из перьев в волосах были отличительным знаком Симоны.

Йормунганд проснулся, едва за ней закрылась дверь, и долго лежал, глядя в темноту. На подушке осталось маленькое синее перышко. В дрожащем свете его тень расползалась и трепетала.

На следующий день Элоди прилюдно дала ему пощечину.

— Ты! — на руке Йормунганда тут же повис Гарриетт.

— Не надо, — прошептал он. — Не надо, не делай этого. Пойдем отсюда.

Йормунганд сделал шаг назад. Все произошло в пиршественной зале, где, по обыкновению, князь собирал своих вояк, чтобы отметить начало нового дня. Элоди тоже присутствовала вместе с мачехой. Жена князя с интересом взирала, как Элоди взмахнув юбками, перепрыгнула через низкий стол, добежала до Йормунганда и влепила ему звонкую затрещину.

Из-за Гарриетта Йормунганд замешкался, так что маленькую, сжавшуюся Элоди успели оттащить прежде, чем он замахнулся во второй раз.

— Прекратите! — голос Эдегора перекрыл возникший шум.

— Ты! — князь ткнул в ошеломленного Йормунганда. — Пошел вон! Не попадайся на глаза моей дочери!

Йормунганд вскинулся, но Гарриетт опять предупреждающе схватил его за локоть.

— А ты, Элоди, — князь тяжело посмотрел на дочь, — подойдешь ко мне и объяснишься. Сейчас же.

Гарриетт потянул Йормунганд прочь из зала.

— Пойдем, — говорил он на ходу. — Пойдем, пойдем, хоть раз поедим как люди. Пропустим пивка, заедим рыбкой. А? Ты же любишь рыбку, Йормун?

Йормунганд тряхнул головой и позволил себя увести.

— Элоди! — отец одним словом умел показывать, насколько он подавлен, разочарован, раздосадован и устал. Новая «мама» умела показать все то же самое одним взмахом ресниц.

— В чем дело, Элоди? Колдун чем-то обидел тебя?

Раннвейг фыркнула. Она сделала это тихо, но чтобы Элоди услышала и поняла, что ее тайна давно ни для кого не секрет. Девушка уставилась себе под ноги.

— Ее надо выдать замуж, — сказала Раннвейг. — А колдуна отослать… на какое-то время.

— Что ты имеешь в виду? — взгляд Эдегора устремился на супругу.

— Если конечно, — Раннвейг усмехнулась, — ты не хочешь, чтобы твоя любимая дочка вдруг оказалась беременной от знатного ирмунсуьца, пришедшего сюда в лохмотьях, а теперь живущего под твоим крылом будто принц.

— Да ничего подобного же, — начала Элоди.

— Не теряй самообладание, девочка, — сказала Раннвейг. Еда на ее тарелке осталась нетронутой и вид он имела нездоровый, однако нисколько не беспокоилась. Да и отец, похоже, ничего не замечал.

— У нас половозрелая дикарка на руках.

— Не говори так о ней, — сказал князь сердито.

Раннвейг реплику проигнорировала.

— Теперь нам надо организовать новый брак, более выгодный.

— Я больше беспокоюсь о ее счастье.