Йормунганд (СИ)

— Поскольку он, верно, занят сейчас… Мы посылали за ним, но слуги не нашли его. Надеюсь, он не покинул нас как некогда Альфедра. Йормунганд думает, что князь зол на него и сожалеет о потере расположения князя. Постарайся разубедить его. Нет никого, кто был бы приятнее нам, чем Йормунганд из Ирмунсуля.

Гарриетт нахмурился еще больше.

— Будь добр, передай ему, — и Раннвейг протянула Гарриетту сверток из шелкового платка, вышитого по краю цветочным узором. В платке угадывалось что-то холодное, маленькое и неправильной формы. Гарриетт поклонился, с недоумением украдкой ощупывая платок.

— Я передам.

Йормунганда и в самом деле не могли найти. Ругер пожимал плечами, а по его желтоватым глазам ничего нельзя было понять. Он клялся и божился, что его хозяин вот вышел на минуточку, а может, и выпорхнул в образе черной птицы, кто их, колдунов, разберет. А как вернется, Ругер ему сразу обо всем доложит, всенепременно, сразу же.

Йормунганд же, предчувствуя недоброе, отправился навестить прежнего друга — Бьярне, что томился теперь в самой высокой башне Эдегора.

Стража у башни пропустила его без вопросов. Йормунганда уже начали узнавать и, в какой-то степени благодаря Гарриетту, стража и воины относились к нему со сдержанной лояльностью. Защитные руны, которые Йормунганд накладывал на оружие, тоже поспособствовали.

Башню явно достраивали, деля ее повыше. Кладка поменялась примерно с двух третий ее высоты. Серый камень, которым был выложен замок, сменился темно-коричневым камнем, мягче и легче. Ступеньки, хоть и были сделаны позднее нижних, уже обсыпались. Мелкая крошка пыли вздымалась у Йорунгандовых сапог. На стенах плясали отсветы от факелов, рождая таинственные и тревожные тени.

Перед верхом башни находилась каморка тюремщика. Оттуда, из-за прикрытой двери, слышалось треньканье лютни и приятный басовитый голос, выводящий песенку о чудесной деве из-за моря, что ждала-ждала своего возлюбленного моряка, да утопилась. Йормунганд постучал, пение прекратилось и за дверь высунулся приземистый, с картошкой-носом, тюремщик. Кислый запах заставил Йормунганда поморщится.

— Я к цвергу, — сказал он. — По приказу Эдегора, — добавил он на всякий случай, понимая, что тюремщик не будет проверять его слова.

Тюремщик кивнул и вновь исчез за дверью. Через несколько минут он вышел, кутаясь в длиннополый кафтан. Ключи брякали на поясе, и тюремщик кряхтел, пока отворял тяжелую кованую дверь. Большинство камер к башне пустовало и Йормунганд догадался, что раньше, до появления Бьярне, башню никак не использовали. Разве что как склад, или наблюдательный пункт. Или разводили здесь голубей, впрочем, последнее Йормунганд считал сомнительным.

— Здесь он, — прохрипел тюремщик. — Скажите князю, что тяжело всяческое железо в такую высоты тащить, пущай что-нибудь придумают его советники для того, чтобы простые люди задаром не надрывались. А то, не того, упадет какая-нибудь железяка важному персону на голову — и нет его. А мы виноватые.

Йормунганд кивнул, соглашаясь.

— Безопасность персонала — прежде всего, так говорю, — сказал тюремщик и распахнул дверь, пропуская Йормунганда внутрь.

Вонь и затхлый воздух вкупе с кузнечным жаром, сбивали с ног. Йормунганд уткнулся носом в высокий воротник темно-синего плаща.

— Стукните, как дела порешаете, — сказал тюремщик, и дверь за Йормунгандом с густым лязгом захлопнулась.

— Айе! — сказал Йормунганд. Перед ним находилась тесная комнатушка, заваленная железным ломом, освещаемая тусклым светом керосиновой лампы под потолком. Кузнечные принадлежности уже лежали на своих местах. В печи горел огонь.

Спал цверг на старом сундуке, покрытом сверху шкурами, старыми шерстяными одеялами и прочим тряпьем. Йормунганд разглядел даже собственный, бывший когда-то синим, плащ. В него он закутывался, пряча нарядную одежду, убегая с пира Альфедра, в этом же плаще он видел смерть молодого князя.

Рядом с сундуком стояло ведро с нечистотами. Йормунганда затошнило, так что пришлось мелкими порциями вдыхать воздух через рот.

— Айе, коль не шутишь, — сказал Бьярне. Борода его свалялась, в ней засохли кусочки еды. Он как будто постарел, под глазами залегли тени, добавилось седины. Пахло немытым телом и желчью.

Эдегор приказал перерезать сухожилия на ногах цверга. Теперь Бьярне выглядел как разбитый молот, бывший некогда непобедимым. Йормунганд не решался подойти ближе, запертый зверь становится еще опаснее. Мало ли, что передумал цверг за дни и недели заточения. Йормунганд, чье положение оказалось гораздо лучше, палец о палец не ударил ради него. И даже не вспомнил до этого дня.

— Как ты? — спросил Йормунганд, потому что молчать становилось невыносимым.

— Чего явился? — проворчал Бьярне. — Вспомнить старые добрые времена? Так ты еще молод, наживешь еще воспоминаний. А глазеть на старую развалину — невелика доблесть.

— Я не… способствовал твоему пленению, — сказал Йормунганд. — Я задержался в пути и приехал в город уже того, как тебя схватили. Клянусь тебе…

— Не клянись, — сказал Бьярне. Он повернулся к Йормунганду. — Чего пришел, спрашиваю?