Йормунганд (СИ)

Йормунганд вынул из-за края плаща бутылку. Он поставил ее на наковальню, где она озарила все вокруг разноцветными отблесками бесчисленных стеклянных граней.

— На чем настойка? — деловито осведомился Бьярне. На мгновение Йормунганд увидел в нем прежнего добродушного жизнерадостного цверга.

— На полыни, — сказал Йормунганд, — Забирает крепко.

— А ты потом, — Бьярне окинул Йормунганда насмешливым взглядом, — отсюда спустишься? Голову себе не расшибешь?

— Не расшибу, — ответил Йормунганд.

Передвигался Бьярне с помощью самодельных костылей. Йормунганд было дернулся помочь ему, но цверг легко перенес вес с костылей, ухватился руками за край сундука и взгромоздился сверху.

— Открывай, давай, — скомандовал цверг, — В кои-то веки хоть напьюсь, да посплю нормально.

Йормунганд отвинтил крышку. К запахам камеры-кузницы добавился запах спирта и полыни.

— Хоть какая-то от тебя польза, — сказал Бьярне. — Чего раньше не приходил?

— Не мог, Эдегор…

Бьярне сплюнул при звуке имени князя.

— Эдегор послал меня улаживать некоторые его делишки. Добыл ему жену такую стерву, что она сживет и меня, и его, и еще с десяток человек впридачу. Дочка князя в меня влюбилась и теперь наверняка придется ехать в дыру, куда и Луноликая не смотрит. А еще я встретил здесь гардарикца. Я говорил про него как-то. Так он теперь мой друг и покровитель. Эм, опекун, да, опекун.

Йормунганд вздохнул.

Бьярне отхлебнул из горла бутылки.

— Столько бед у тебя, — сказал он. — Мне даже неловко стало.

Йормунганд криво улыбнулся.

— Я не хотел смеяться над твоим положением, прости меня.

— Женщины, — пожал плечами Бьярне. Он поболтал бутыль, принюхался к горлышку и сказал:

— Давай, что ли, за них выпьем, — и сделал большой глоток.

Йормунганд от протянутой бутылки отказался.

— Можешь меня отсюда вытащить? — спросил Бьярне без обиняков.

«Зачем?» едва не спросил Йормунганд, но после такого вопроса он и в самом деле мог оказаться с разбитой головой.

— Я что-нибудь придумаю, — сказал он. — Эдегор отправит меня…

— Подальше, чтоб глаза его тебя не видели, да-да. Но не навсегда. И, сдается мне, ты еще тот вертихвост.

Йормунганд поморщился. В его краях слово «вертихвост» значило не то, что, вероятно, подразумевал Бьярне.

— Бьярне, — сказал Йормунганд, — у меня есть просьба.

— Да катись ты! — Бьярне добавил еще парочку специальных цверговых словечек.

— Сделай ожерелье для княжеской жены. Витое, красивое, чтобы она носила его. Вроде как в знак смирения.

Бьярне разразился хриплой бранью.

— На ожерелье добавь этот амулет, — продолжил Йормунганд, когда поток слов цверга иссяк. Из потайного кармана плаща он вынул маленький круглый камешек похожий на тот, который носил сам. Тонкая резьба обрамляла его.

— На счастье, — сказал Йормунганд и зловеще усмехнулся.

Бьярне воззрился на него с секунду и выхватил камешек из руки. Долго ворочал в широких ладонях так и эдак, прикидывая, в чем подвох.

— И что? — спросил он.

— И Раннвейг заживет счастливо, — сказал Йормунганд с ухмылкой.

— Счастливо? — сказал Бьярне.

— Очень, — заверил его Йормунганд.

— Сделаю, как говоришь, раз счастливо. Что, такая вредная баба?

Йормунганд пожал плечами.

— Женщины, — произнес он с глубокомысленным видом.

— Видел ее, а? — сказал Бьярне, пряча улыбку в бороду. Он уже захмелел, тяжело оперся на стену широкой спиной.

— Кого? — спросил Йормунганд, подхватывая едва не выпавшую из пальцев Бьярне бутыль.

— Деву-лебедь.

— Нет. С чего ты взял, что твоя пташка здесь?

— Еще раз назовешь ее пташкой, зубы в узелке унесешь. Точно она. Я ее видел.

— Она сюда поднималась? — удивился Йормунганд.

— Нее, да и зачем? Я видел ее сверху, из окна. Подтянулся на руках, руки-то у меня крепкие, да посмотрел. Она стояла во дворе замка. Князь напротив нее, пеший, а она верхом на коне, вся такая гордая и красивая. А потом вверх глянула. Будто меня увидела, тут-то я с окна и упал. Тут не высоко, не расшибся.

— И все? — спросил Йормунганд, делая глоток. Жидкость обожгла рот и раздразнила вкусовые рецепторы. В следующий раз, решил Йормунганд, он сделает выпивку не такой крепкой. И, может быть, не из полыни.

— А чего еще надо? Она жива и все такая же красивая.

Бьярне еще бормотал, хотя глаза его слипались. Йормунганд следил за ним краем глаза. Он сунул руку в потайной карман плаща и вынул одну из рун.

Хагалаз.

Руна стихий.

Так тому и быть. Йормунганд спрятал руну обратно в карман, поднялся на ослабевшие ноги и несколько раз ударил в дверь. Тюремщик открыл так скоро, будто все это время ждал на пологе.

— Ах, дева, дева, — пробормотал цверг во сне, — Что же ты натворила, что же со мной сделала.

С лестницы за дверью раздался слабый крик.

Хозяин в тот день впервые пришел пьяный. Он и раньше приходил навеселе с княжеских пиров, но всякий раз своими ногами. На этот раз его принесли. Стражник с башни молча скинул хозяина с плеча как куль с мукой.

— На вот, — сказал он, — своего чародея. Облакался зелья, ногу на лестнице подвернул.