Иосафат Барбаро. Путешествие в Тану

Но и утверждение, что Барбаро посетил Москву, и высокая оценка его данных о России едва ли могут считаться правильными. Прежде всего, это вытекает из характера изложения: вообще Барбаро пишет сдержанно и серьезно, лишь изредка вставляя в ровно развертываемое изложение подлинно живые описания и диалоги. Здесь же, т. е. на страницах, посвященных России и пути из Москвы в Западную Европу, набросаны отдельные, порой даже не близкие друг другу сообщения, а рассказ о пути и встречающихся городах просто схематичен. Не искупает сухости и отрывочности на этих страницах и запоминающаяся всем картина заледенелых бычьих туш, стоящих на ногах на льду Москвы-реки, потому что, как оказывается, рассказ об этом не так уж нов: к тому времени, когда Барбаро писал свое сочинение, уже было напечатано «Путешествие в Персию» Амброджо Контарини, где изображен именно этот способ продажи мяса на московском рынке. В самом деле, нет ли излишнего сходства между тем, что написал Барбаро, и тем, что — до появления труда Барбаро в печати — опубликовал Контарини? [99]

Однако предварительно следует обратить внимание на одну особенность. На протяжении всего своего труда Барбаро часто употребляет местоимение и глагол в первом лице, — конечно, в тех случаях, когда он сам что-то видел, испытал или проделал. Так, он рассказывает о своих беседах с разными лицами: с Узун Хасаном[292] в его шатре; с вернувшимся из Китая татарским послом на площади в Тане;[293] со сборщиком податей в караван-сарае в Малатье на пути из Тебриза через малоазийские города.[294] В живой манере, от первого лица, передан рассказ о приеме знатного татарина Эдельмуга в доме Барбаро[295] или о поисках клада в кургане, производившихся группой молодых венецианских купцов.[296] Иногда автор даже подчеркивает, что он сам что-то испытал или проверил; так, о некоторых обычаях на пирах в Грузии он пишет: «secondo ch'io ho experimentato».[297] Нередко он прямо констатирует, что был сам очевидцем, подкрепляя свое свидетельство словами вроде «io, che 1'ho veduto»[298] или «cosa mirabil da creder, piui mirabil da vedere!».[299] Таких примеров можно привести очень много.[300] В противоположных случаях, когда Барбаро не являлся ни действующим лицом, ни очевидцем, он иногда употребляет глагол «intendere» — слышать, узнавать (частично — понимать), и это указывает на его пассивное восприятие или положение; например, о мордве (Moxii) он только слышал (diro. . . quello, ch'io intendo);[301] о взятии Каффы в 1475 г. он только узнал от очевидца (secondo come ho inteso da un Antonio da Guasco);[302] о событиях в Персии после того, как Барбаро уже уехал оттуда, он рассказывал по сведениям, полученным от приехавшего оттуда лица (recitero quello, che io intesi).[303] Если Барбаро был где-нибудь сам, то он так об этом и пишет: например, он посетил остров, на котором находится город Ормуз, и заявляет: «essendovi io...».[304] Ничего не зная о городах и замках в Польше, Барбаро воздерживается писать о них (per non intender).[305]

В последней части «Путешествия в Тану» ни в рассказе о России, ни в обзоре пути из Москвы в Италию нет фраз с личным местоимением «я» (io) или «мы» (noi, nui), т. е. ни о чем не [100] говорится как о виденном самим путешественником. Совершенно иначе тем же автором описан его путь из Селевкии в Персию к Узун Хасану в 1474 г.[306] Здесь он неизменно ведет речь от самого себя, подробно описывает все странствие, шаг за шагом рисуя продвижение по Малой Азии к востоку; здесь пестрят глаголы в первом лице: «mi inviai», «io ritrovai», «tutti noi vestiti alia lor guisa», «io essendo pur a cavallo» и т. п. Таким же живым и подробным является описание трудного и долгого пути Барбаро из Персии в Венецию.[307]

Вернемся к вопросу об отношении между свидетельствами о России в трудах, с одной стороны, Барбаро, с другой — Контарини.[308]

Контарини побывал в России на обратном пути из Персии в Италию. Путь его пролегал через Кавказ, от Дербента по Каспийскому морю, от Астрахани вверх по Волге, затем по степям и лесам до Оки. Вместе с русским послом, возвращавшимся домой от Узун Хасана, и вместе со значительной группой татарских и русских купцов Контарини добрался до Москвы к сентябрю 1476г. Первые русские люди, встреченные этими путешественниками, были жители пограничной деревушки где-то близ Оки. Первым русским городом, который увидели путники, была Рязань. Затем они миновали Коломну и 25 сентября вступили в Москву.

Рассказав довольно подробно о падении Каффы,[309] затем о готах, говорящих на немецком языке, и о сложном этническом имени готаланов,[310] затронув вопрос о торговых путях из Таны через Тамань в Астрахань и Сарай,[311] Барбаро переходит к сообщению о Волге, — здесь появляется название Москва.[312] И здесь же начинается параллелизм с Контарини.