Иосафат Барбаро. Путешествие в Тану

Если выехать из Москвы в сторону Польши, то через 22 дня вступают в Польшу. Первое поселение — замок Троки. Путь лежит по лесам и холмам.

По пути попадаются места остановок предшественников, которые разводили здесь костры. На этих местах можно развести костер и отдохнуть.

Попадаются деревушки.

На расстоянии 9 дней от Трок находится замок Лонин. Вступили в Литву, где имеется город Варшава; его правители подчинены польскому королю Казимиру. Страна богатая, много замков и деревень, но не достопримечательных. От Трок до Познани 9 дней пути; страна богатая и красивая.

Далее находится город Мерзага. Здесь кончается Польша. О ее замках и городах я не буду говорить, так как ничего о них не знаю. На 4-й день приезжают во Франкфурт, город маркграфа Бранденбургского, и вступают в Германию.

О Германии нечего говорить, так как это место привычное и известное многим. [103]

Нам думается, что приведенное сравнение последних частей трудов Контарини и Барбаро наглядно доказало, что налицо крайне близкое сходство между окончаниями обоих сочинений, родившихся в одном и том же городе и почти в одни и те же годы, под пером людей одинаковой — купеческо-дипломатической — профессии. Произведение Контарини появилось в печати раньше, чем произведение Барбаро, и поэтому возникает мысль о заимствовании. Вероятно, так и было; слишком уж систематично развивается сходство, и не только в порядке сообщений, в перечислении названий, в подсчете дней пути, но даже в отражении впечатлений: московский рынок и цены на нем, костры на местах стоянок в дремучих лесах зимой, разложенные предыдущими и раздуваемые последующими путниками, и т. д.

В связи с проделанным сопоставлением данных о России в обоих сочинениях — и у Барбаро, и у Контарини — никак нельзя без необходимой оговорки принять вывод автора одной из новых итальянских книг о знакомстве итальянцев со славянским миром. Этот автор, Артуро Кронья, пишет: «У Барбаро имеется один из лучших рассказов (una delle migliori relazioni) о Москве XV в.; его сведения получены непосредственно (notizie dirette) и проникнуты большой правдивостью (improntate a gran verita)».[318]

Однако едва ли правильно признавать Барбаро автором, склонным просто списывать чужое. Бросается в глаза прежде всего, что он ни словом не обмолвился о том, каким путем он вернулся из Таны в Венецию в достаточно грозном для Восточного Средиземноморья 1452 г. Его рассказ о Тане не имеет финала, тогда как все тяжкие перипетии возвращения на родину в 1478—1479 гг. из Тебриза описаны им совершенно точно — ясен и маршрут, представлены и некоторые не лишенные яркости путевые встречи и опасные приключения. По-видимому, почему-то не захотел Барбаро описать свой обратный путь из Таны домой, ни даже упомянуть о нем.[319]

Ко времени, когда Барбаро заканчивал написание своего труда, интерес Венеции к Московской Руси был уже значителен; проехала в Москву Софья Палеолог, а до этого события, вокруг и после него участились взаимные посольства. Восток притягивал внимание не только экзотикой Персии, но и еще не раскрытыми, пока смутными чертами молодого, набирающего силу Русского государства. Быть может, Барбаро нашел нужным включить [104] в свой труд и нечто о «Московии», к тому же прочтя то, что написал о ней Контарини. Общее знание топографии и соотношений стран — недаром Барбаро долго жил в Тане, которую с Москвой как бы соединяли не только крупные реки, но и беспокойно перемещавшиеся массы татар, — позволило ему быстро набросать (не подробный, правда) очерк о Москве и о пути оттуда на Запад.[320] Не подвела ли его в этом деле хорошая, цепкая память, невольно подсказывавшая — причем излишне точно! — все, что им было недавно прочтено в сочинении Контарини?[321]

Из вышесказанного вытекает непреложный тезис: ознакомление историка (особенно историка России) с восприятием Москвы глазами итальянца в конце XV в. должно опираться отнюдь не на сочинение Барбаро, но в первую очередь на сочинение Контарини, — с учетом того весьма немногого, что изредка встречается у Барбаро, когда он чуть-чуть уклоняется от полного совпадения своих записей с записями Контарини.

* * *

Итак, нам представляется убедительным, что в вопросе о России XV в., освещенном и у Барбаро, и у Контарини, главным источником является Контарини. Поэтому рассмотрим подробнее, что записал этот путешественник-дипломат.

Остановленный известием о невозможности двинуться с кавказского побережья в Каффу, только что взятую турками (июнь 1475 г.), Контарини был принужден пуститься длинным кружным путем через Дербент и Астрахань в Москву.