Как вам прекрасно известно, формально образование Бродского насчитывает восемь классов средней школы. При этом он обладал необычайно широкими знаниями. Своеобразными, но чрезвычайно обширными. Ко всему, что он писал или говорил, Бродский подходил с совершенно неожиданной, глубоко оригинальной точки зрения. В официальной беседе или за дружеским столом одновременно проявлялись его невероятная образованность и абсолютная трезвость мысли. Он дружил с выдающимися писателями своего времени — Дереком Уолкоттом, Шеймасом Хини, Чеславом Милошем, Октавио Пасом, — и все они восхищались им и бесконечно его любили.
Кто-то послал мне гадкую, оскорбительную статейку Крейга Рейна, напечатанную в "Файненшл Тайме" (другого места не нашел!) две недели спустя после смерти Иосифа. Момент, выбранный Рейном для публикации, говорит сам за себя. Что до других английских поэтов, по разным поводам нападавших на Иосифа, то нужно их прочитать, чтобы лучше понять, что они имеют в виду. Хотя зачем? Кому есть дело до их нападок? Это касается и тех, кто в Америке отпускал в его адрес колкости. Пройдет десять-двадцать лет, и кто о них вспомнит?
Никогда. Никогда не записывал разговоров с друзьями. Мысль о том, что можно проговорить вечер напролет, а потом прибежать домой и записать все, о чем говорилось, для потомков, отталкивает меня своим дурновкусием.
Нет. В его "Collected Poems in English" я числюсь, наряду с ним самим, переводчиком нескольких стихотворений, но я помог лишь в мелочах: заменить одно слово на другое, отсюда запятую убрать, а сюда поставить, и всё в таком роде. Он попросил меня просмотреть рукопись "Watermark", его размышлений о Венеции. Разумеется, это больше, чем просто размышления о Венеции. На мой взгляд, этот текст помогает лучше понять стихи, которые Иосиф писал в последние годы жизни, — если не является вообще ключевым для их понимания. Так или иначе, мы встретились в Лондоне, в доме Дианы Майерс, чтобы обсудить рукопись. У меня было много предложений, но в процессе обсуждения я вдруг понял, что мой подход в корне неверен. Эта рукопись вряд ли нуждалась в какой бы то ни было правке. Иосиф написал "Watermark" по- английски. И у его английского было свое, очень отчетливое звучание. Это был английский, мастерский английский с русским акцентом, который и является одной из важнейших особенностей его прозы. С тех пор, стоило Иосифу попросить меня посмотреть стихотворение, которое он сам перевел, я старался не забывать о том, чтобы замечаний делать как можно меньше.
Да, именно так.