Иосиф Бродский глазами современников (1996-2005)

Иосиф никогда не был "культурным гуру", что бы это ни значило. Он был поэтом, со своими симпатиями и антипатиями, полный самых разнообразных идей и мнений, как и положено быть поэту. Я думаю, что когда он получил Нобелевскую премию, а затем был назначен Поэтом-лауреатом США, в средствах массовой информации возник к нему интерес, осветивший его, как прожектором или лампой для допроса, как бы на это ни смотреть. Выражение "ораторствовать" как раз отражает уровень общественной заинтересованности в том, что он говорил. Для поэтов в Америке это, мягко говоря, непривычное положение. Я даже думаю, что его просили бы ораторствовать еще больше, живи он в культуре, где поэты ценятся выше. Возьмите хотя бы Октавио Паса: в Мексике ему регулярно приходилось выступать с речами именно потому, что он — великий поэт. Такого рода критика вызвана, скорее всего, завистью. Завистью к Иосифу как русскому поэту, образцу стойкости, харизматическому гению, Нобелевскому лауреату и т. д. Думаю, что многое в личности я жизни Иосифа могло вызывать зависть. "Культурный гуру с местом жительства в Нью-Йорке" — это из области карикатур и клише, это слова человека, чью узколобость выдает его собственная готовность сузить "горизонт".

Подобно Мандельштаму и Пастернаку, Бродский в своей поэзии перекидывал мостик между христианской и еврейской культурами. И все же многие критики считали Бродского христианином, и похоронен он был по христианскому обряду. Каково ваше мнение на этот счет?

Однажды в каком-то интервью Иосиф назвал себя кальвинистом — не случайно он чувствовал близость с менталитетом Новой Англии. Он, правда, добавил, что в протестантизме есть много такого, что ему не нравится, и что он вообще не уверен в том, что является верующим человеком. Но в кальвинизме его привлекал именно упор на индивидуальную ответственность, которая была ядром его нравственной позиции и ядром новоанглийской шкалы ценностей — вспомните "Self Reliance" ("Опора на самого себя") Эмерсона или твердость, присущую Фросту. Кроме того, кальвинизм многое заимствовал из Ветхого Завета, что, должно быть, импонировало иудаизму Бродского. Но отношение Иосифа к жизни, его этика явно были христианскими, и он определенно считал христианский Запад в нравственном и культурном отношении выше Византии и Востока, как Ближнего, так и Дальнего. Хотя я бы сказал, что он был христианином не в теологическом смысле, а в нравственном и экзистенциальном. Как это часто случается, ум и душа его раздваивались, когда вставал вопрос о вере. Если уж на то пошло, субъектом и объектом его теологии был язык. Он был логотеистом.

Опыт изгнания и билингвизма Бродского часто сравнивают с набоковским. Но не следует ли скорее противопоставлять, а не сопоставлять поэта и прозаика и усматривать скорее различия, нежели сходства в их судьбах?

Конечно, следует. Не претендуя на глубокое знание Набокова, скажу, что Набоков был эстетом в том смысле, в котором Иосиф не был, что Набоков превосходно владел английской прозой в том смысле, в котором Иосиф ею не владел (хотя мощь его интеллекта была более чем создана для этого). Набоков был также русским аристократом, белым эмигрантом. Иосиф же был выкроен из грубой ткани, он был прирожденным аутсайдером, автодидактом, не терпящим даже намека на ярлык. Он был моралистом и принимал всерьез существование зла. Забудьте об изгнании и билингвизме: единственный романист, с которым его можно сравнить, это Достоевский.

Но Иосиф не уставал повторять, что эстетика — мать этики, а не наоборот.

Между матерью и девой существует весьма принципиальная разница. Настоящий эстет не отваживается, пожертвовав красотой, вступить во взрослое царство, где такие проблемы, как человеческое зло и индивидуальная ответственность, принимаются всерьез. Когда Иосиф делал подобные заявления, он также сравнивал эстетическую способность с суждениями ребенка, который может сказать лишь только: "Мне нравится то, мне нравится это", — не умея объяснить, почему. Для Иосифа эстетическое дитя может быть отцом — или матерью — этического человека, при этом дитя должно вырасти и столкнуться с такими серьезными вопросами, как "почему?". Суть в том, что для Бродского эстетическое и этическое были неразрывно связаны. "Искусство ради искусства" — не его кредо.

Согласны ли вы, что в некоторых заявлениях Бродского есть нечто иудейское?