Иосиф Бродский. Вечный скиталец

7. Сохранение грамматической структуры предложения. Конечно, много чего еще. Но на эти признаки в основном ориентируется искатель бродскизма.

Все перечисленное выше не принадлежит к открытиям Бродского.

Во втором действии, споря с Чацким, Фамусов характеризует жеманных московских девиц:

Выбрал Иосиф Бродский для своей последней обители не Васильевский остров (как обещал в своих стихах), а Венецию. Могила поэта на острове Сан-Микеле. Люди оставляют на ней камешки, письма, стихи, карандаши, фотографии, сигареты Camel (Бродский много курил) и виски. На памятнике выполнена надпись по латыни, – это строка из элегии Проперция «Letum non omnia fnit» – «Со смертью не все кончается» (лат.).

Умеют же себя принарядить
Тафтицей, бархатцем и дымкой,
Словечка в простоте не скажут, все с ужимкой;
Французские романсы вам поют
И верхние выводят нотки…

Вот, собственно, характеристика околобродской поэзии.

Тут прагматично перечислены формальные признаки и приемы, которые свойственны стихам эпигонов Бродского. Но есть и смысловое (или бессмысленное) главное сходство. Русская поэзия отличается тем, что поэт сквозь хаос трагического мира прорывается к гармонии, свету, при этом не прячась за формальными приемами и метафорами, а подчиняя их высшей цели – самовыражению, исповедальности. Бродский и его эпигоны покрыты этими формальностями, как хладнокровная рыба чешуей, и все делают, чтобы скрыть темные движение души, презрение к другим людям или к «не своей стае».

В стихотворение «FIN DE SIECLE» Бродский четко констатировал: «Век скоро кончится, но раньше кончусь я». Эпигоны и неумеренные воспеватели Бродского только приближают эту кончину.

Змеиный кончик члена, или Самозапретная книга

Существует либеральная легенда, что все крупные партийные функционеры и литературные бонзы были сталинистами и, следовательно, антисемитами. Может, это когда-то и было, но на моем немалом веку все было с точностью до наоборот. Все они были или женаты на еврейках, или имели еврейскую кровь, или, рожденные в русских селах, как М.А. Суслов или А.Н. Яковлев, яростно боролись с русским национализмом, с православием и отечественными традициями. Вот показательный пример: литературный генерал, автор романа «Щит и меч» (ясно, где давали ему материалы!) Вадим Кожевников родился в день рождения Ленина в селе Тогур Нарымского края Томской губернии в семье ссыльных социал-демократов, сознательных революционеров. С 1933 года, после окончания МГУ, он работал журналистом «Комсомольской правды», журналов «Огонек«, «Смена», «Наши достижения». Публиковаться начал еще в 1930 году (первый рассказ – «Порт»). В годы Великой Отечественной войны Вадим Михайлович был военным корреспондентом газеты «Правда». Участвовал во взятии Берлина. В 1947–1948 годах занимал должность редактора отдела литературы и искусства газеты «Правда». С 1949 года и до смерти возглавлял журнал «Знамя» – самый «марксистский» и советский журнал на литературном фронте.

Помню, молодым поэтом послал туда по наивности стихи. Мне пришел ответ от Натальи Ивановой – невестки Анатолия Рыбакова («Дети Арбата») – нынешней либеральной критикессы, куратора премии «Букер». Она мне цинично ответила, что у меня много лирики, а их журналу нужны стихи о революции, о рабочем классе, о советской действительности. Потом меня стали приглашать самым молодым участником на все Дни советской литературы. На Кубань и в Узбекистан я летал еще студентом Литинститута, делегацией руководил Герой Соцтруда Кожевников. С ним в люксах жила и сидела за особым столом дочь Надежда, которой он показывал «размах и величие Советской родины», как высокопарно выражался. Надежда, которая училась на пианистку да не оправдала надежд, не осилила музыкальных вершин, сама начала пописывать рассказы, ее пригрела редактор Софа Разумовская – жена Даниила Данина (Плотке). Кстати, Кожевникова издала книгу «Сосед по Лаврухе» (по писательскому дому в Лаврушенском переулке). Стала яростной демократкой, правозащитницей, привлекала отца – депутата Верховного Совета СССР к соучастию в судьбах осужденных. Кожевников, иной раз после сопротивления, но все же подписывал прошения в высокие инстанции, что она подсовывала вместе с адвокатшами Лемперт и Финкельс.

Сейчас она, как водится, живет с семьей в США, но продолжает публиковаться в России. Еще – борется за «доброе имя отца», потому что в некоторых еврейских кругах считают, что именно он передал в КГБ рукопись романа В.С. Гроссмана «Жизнь и судьба». Надежда отрицает передачу ее отцом информации о романе в «карательные органы», и считает, что «… рукопись такого объема, да еще со столь опасными прозрениями, параллелями Гитлер – Сталин, фашизм – коммунизм – должна была быть направлена в ЦК, в идеологический сектор» в любом случае. Гуманно!