Иосиф Григулевич. Разведчик, «которому везло»

Поэтому, когда в конце июня 1940 года общий замысел нападения и некоторые имена его участников стали известны, газеты «сталинской ориентации» опубликовали заявление компартии Мексики о том, что Сикейрос, Пухоль и братья Ареналь не являются ее членами. В прессе с возмущенным заявлением выступил бывший посол Мексики во Франции Нарсисо Бассольс, назвав ложью обвинения Троцкого в том, что он способствовал «переброске» агентов НКВД под видом испанских беженцев. Бассольс пригрозил привлечь Троцкого к суду.

Газетой «Универсаль» был опубликован еще один протест — Карлоса Контрераса: «Я не участвовал в покушении и не являюсь агентом ГПУ». Ему буржуазная пресса не поверила: появились статьи о том, что он «вполне мог быть главарем нападения 24 мая». Однако имя Сикейроса как «главного организатора и вдохновителя» звучало все чаще. Как бы в ответ на эти публикации появились новые заявления руководителей партии. В них художник был назван не только «сумасшедшим», но и «агентом-провокатором»: мол, Сикейрос несет личную ответственность за организацию этого террористического акта. В партийных газетах было помещено заявление Давида Серрано о том, что деньги на операцию художник получил от самого Троцкого! «Суть этой новой нелепицы очевидна: Сикейроса стали постепенно превращать… в троцкиста: чем наглее ложь, тем быстрее в нее поверят» — так прокомментировал Троцкий этот неожиданный «ход» МКП.

«Фелипе» был уверен, что Сикейрос стойко встретил такой поворот событий. Партия только внешне отреклась от него. Таковы правила игры: все знают, что МКП отрицает терроризм как метод политической борьбы…

* * *

Студент Нестор подробно описал агентам полиции внешность «Фелипе». С его слов был составлен фоторобот, стал известен псевдоним, даже место возможного рождения и расовые корни: «французский еврей». Был установлен и адрес проживания «Фелипе». Во время одной из своих встреч с Нестором «Фелипе» дал ему номер телефона для связи на случай крайней необходимости. Тут же выяснили, что «французский еврей» проживал на улице Акасиас. Полковник Санчес Саласар в срочном порядке направил агентов для организации скрытного наблюдения за домом, в котором, судя по всему, находилась «база» «Фелипе».

Сам полковник решил побеседовать с сеньором Даниэлем, который проживал в доме напротив.

Санчес Саласар был занят беседой, когда к «подозрительному особняку» подъехал черный лимузин, из которого вылез мужчина среднего роста. Он спокойно направился к металлической калитке, распахнул ее и исчез внутри дома. Полковник распорядился записать номер автомашины и понаблюдать за «гостем», а сам расспрашивал Даниэля, инвалида-пенсионера. Тот обрадовался возможности поговорить и сообщил о своих соседях все, что знал. Они арендовали дом несколько месяцев назад и собирались заниматься коммерцией. По мнению Даниэля, это были иностранцы. Они походили на богатых туристов: вели ночную разгульную жизнь, а днем отсыпались. Иногда дом посещали мексиканцы. Окончательного мнения о соседях у инвалида не сложилось: «Скорее это хорошие люди, чем плохие. Без преступных замашек».

Завершив разговор, полковник поспешил на улицу и, к своему разочарованию, узнал, что иностранец уже уехал. Агенты не решились задержать его без приказа начальника. На звонки в доме никто не отзывался: пришлось взламывать дверь. Тщательный обыск результатов не дал, если не считать нескольких грязных рубашек с французскими ярлыками.

На путях возможного ухода «Фелипе» из Мексики было усилено агентурно-полицейское наблюдение. Особенно плотно велось наблюдение за границей с Соединенными Штатами. Но все напрасно: «французский еврей» как в воду канул. Так оно и было: после неудачной атаки в Койоакане Григулевич «лег на дно». Он заранее подготовил себе убежище, в котором самые хитроумные сыщики Мексики не додумались бы его искать. Через доктора Барского, бывшего начальника медицинской службы интернациональных бригад, «Фелипе» устроился в клинику для «душевнобольных» в пригороде Мехико, изображая из себя «чудаковатого коммерсанта со средствами», решившего таким экстравагантным способом отдохнуть от житейских проблем.

Добровольное затворничество в одноместной палате на втором этаже с террасой, с которой можно было обозревать неторопливо-размеренную жизнь на недалекой железнодорожной станции, благоприятно повлияло на Григулевича. Большую часть дня он проводил на террасе, укрываясь за зеленым пологом дикого винограда, с книгой или газетой в руках. Библиотека в клинике была небольшой, и Иосиф остановил свой выбор на дневниках героя мексиканской революции Панчо Вильи и романе «Овод», который впервые прочитал в гимназические годы. Ему хотелось проверить, окажет ли на него это произведение такое же сильное впечатление, как в прошлом — в провинциальной убогости Паневежиса.