Иосиф Грозный

А в апреле 43-го на фронтах, прикрывавших Курский выступ, днем и ночью кипела чудовищная, казалось бы, немыслимая, непосильная работа. Были вырыты тысячи километров окопов и ходов сообщения: растянув их в одну линию, можно было бы провести линию от Курска до Владивостока. Начинялись минами целые поля, закапывались в землю орудия и танки с легкой броней. В три глубокие полосы строилась оборона, на танкоопасных направлениях рылись танковые ловушки, закладывались фугасы, выдвигались целые дивизионы, оснащенные страшными морскими зенитками. Истребительные противотанковые полки готовились встретить танки врага новыми снарядами. ВОСЕМНАДЦАТЬ тяжелых танковых полков с непробиваемыми гигантами «КВ» готовы были рвануться в бой.

Армия, используя передышку, затянувшуюся до начала июля, училась. Солдат обкатывали своими танками, наводчики-артиллеристы получили печатные мишени с обозначением «убойных мест» новейших фашистских «тигров», «Фердинандов» и «пантер». Армия училась, армия готовилась, и не грех сказать здесь доброе слово про ту партию, которую старательно вытаптываем мы, пытаясь замолчать ее истинное и великое значение, особенно в годы войны. Да, на всей гигантской линии Курской дуги кипела такая работа, какую — будь она в 41-м, не смогла бы пробить никакая сила. Хочешь быть живым — зарывайся в землю, глубоко, в полный рост! Хочешь быть живым, умей укрыться от налета! Хочешь быть живым, поражай врага из своего оружия без промаха. Стреляй метко — вот тебе патроны, вот снаряды.

Но это было еще не все. Против 2700 немецких танков было сосредоточено более 8000 танков с нашей стороны. Пять! Все пять танковых армий! И до сих пор еще историки войны ведут спор, сколько было у нас отдельных танковых корпусов и бригад.

Артиллерией был начинен в избытке каждый километр. Зенитные дивизии в пять полос перекрывали небо.

А в резерве теперь стояли не столько готовые обороняться, сколько наступать целых два ФРОНТА — Степной и Брянский, со свежими танковыми и пехотными армиями.

Так было до 2 часов 30 минут 5 июля, когда грохот и огонь чудовищной, внезапной для противника артподготовки адским огнем осветил небо и, словно в землетрясении, задрожала земля. КУРСКАЯ БИТВА началась.

В 2.30 Cталину позвонил Жуков и сообщил: фронты начали артиллерийский контрудар.

— Как… протывнык? — спросил Сталин.

— Огрызается, но многие огневые точки подавлены.

— Как вы используэтэ… авыацию?

— Авиация начнет действовать примерно через час.

— Это, по-моему, плохо. Считаю… артподготовку надо было наносить попозже… сразу всеми силамы, когда начнет свэтать.

Сталин оказался прав. Точное начало артподготовки Жуков и Рокоссовский с ним не согласовали — налицо явный просчет. Это осторожно признает в мемуарах даже не склонный к самобичеванию Жуков. Командующие фронтами не учли, что если час немецкого наступления нам был известен, то и фашистские фельдмаршалы не были неосведомленными тупицами.

Чрезвычайно опытный и осторожный фельдмаршал Манштейн и немногим уступавшие ему Клюге и Модель приказали накануне наступления отвести танковые соединения на недоступное для артиллерии противника расстояние, а солдаты, о которых тот же Жуков совсем уж опрометчиво пишет, что они «мирно спали в блиндажах», были предупреждены о возможном артналете и укрылись, кто как мог. Какой может быть сон перед наступлением, перед, может быть, последним днем жизни? Вот почему опрометчиво рано начатая мощнейшая артподготовка не дала, как признавали позднее и Жуков, и Василевский, тех результатов, каких от нее ожидали.

Артиллерия, не видя конкретных целей, вслепую молотила в темноте по квадратам, авиация же поднялась в воздух, когда и немцы снялись без больших потерь с прифронтовых аэродромов. Из-за этого просчета немцы все-таки начали наступление на час позже, что было рассчитано хитроумными Манштейном и Клюге. Теперь вся тяжесть битвы на Курской дуге сосредоточилась на танкоопасных направлениях, где сотни, а с обеих сторон и тысячи ТАНКОВ ринулись друг на друга, поддержанные артиллерией, авиацией и силами подготовленной — здесь выше похвал — противотанковой и противопехотной обороны.

О герои мои, русские, татарские, украинские — СОВЕТСКИЕ солдаты — здесь, на дуге, ВЫ показали, как вы научились ВОЕВАТЬ!

Недоумение все тех же уверенных в победе, в прорыве, наступлении, стремительном и беспощадном, Манштейна и Клюге не знало пределов — дуга гнулась, но не прорывалась. Местами отступив на три-пять километров, отступающие, заняв новую, подготовленную заранее полосу обороны, встречали врага опрокидывающим огнем. Здесь не было паники 41-го! Не было истошных криков: «Танки!» По танкам били бронебойщики, садили тяжелые длинноствольные зенитки прямой наводкой, садила с закрытых позиций тяжелая гусеничная артиллерия.