Иосиф Грозный

Тимошенко и Жуков, все еще не получив приглашения сесть, стояли навытяжку.

— Какие ваши прэдложения? — сурово глядя на Жукова, спросил Сталин.

— Предлагаю немедленно обрушиться на врага всеми имеющимися силами. Прорвавшиеся части задержать и отбросить за рубеж.

— Не «задержать», а уничтожить! — грозно сказал Тимошенко.

После короткого изложения обстановки на границах, из которого нетрудно было понять, что по-настоящему и толком командующим ничего не было известно, Сталин, так же холодно хмурясь, сказал:

— Дайтэ дырэктывы в войска. Ви свободны. Но… ми эще визовем вас. Уточнитэ обстановку… на границе и подготовтэ болээ ясное сообщение для Политбуро… Подготовитэ проэкты указов о мобилизации, образовании фронтов и командовании! Всо!

После ухода Жукова и Тимошенко Сталин объявил перерыв в заседании, но оставил Молотова, с которым быстро написал заявление Советского правительства. Писал Молотов, но текст диктовал Сталин. Сообщение было коротким, и Сталин продиктовал его, почти не задумываясь. Задумался лишь перед концовкой и даже отложил трубку. Глядя в окно, где уже сиял погожий, солнечный день, Сталин сказал:

— Пищи… так: наше дэло правое… Враг… будэт разбыт… Пабэда будэт за намы! Всо! А выступат с заявлэнием будэшь ти. Вэдь ультыматум подписан нэ Гитлером, а Рыббэнтропом. Нужьно нэмэдленно подготовит всо на радыо. Скажи Поскребышеву… И пуст срочно визовет мнэ Голикова. Чьто-то эво ваэнная развэдка, пахоже, тоже… обдэлалась (Сталин сказал грубее).

Оставшись один, Сталин быстро просмотрел свою особую папку — донесения личной разведки. Непрерывно звонил теперь включенный его особый телефон, кто-то докладывал, видимо, напряженно работала все та же его собственная разведка. Несколько раз входил Поскребышев с телеграммами от командующих округами. Война явно катилась стремительно и непредсказанно.

На вторичном, а точнее, продолженном заседании Политбюро Сталин снова принял Жукова и Тимошенко. Вид у вождя уже явно был разгневанный. За три истекших часа он уже точнее наркома и начальника Генштаба знал: фронты прорваны, армия дезорганизована. Идет отступление. Паника. Многие части уже окружены. Приказ рассредоточиться и встретить врага организованно до войск не дошел! Из-за лени, русского, российского разгильдяйства. Командармы многих частей пьянствовали, спали с бабами. В Белорусском особом (Западном) полная неразбериха. Генералов Павлова и Климовских не могут найти!

Быстро утвердив принесенные бумаги, Сталин сказал:

— Ждытэ… моэго звонка. В 12 часов по радыо виступыт Молотов.

А в час дня, получив новые подтверждения, что войска Западного и Юго-Западного округов фактически остались без управления, Сталин озабоченно сказал:

— Эсли так будэт продолжяться, нэмци чэрэз нэдэлю будут в Москве. Надэюс… это ясно. Чьто нам дэлат? — обвел взглядом притихшее Политбюро. — Нужьно… НЭМЭДЛЭННО… послать в округа людей, знакомых с обстановкой, рэщительных и надэжных. Гэнэралов, нэ виполнивщих прыказ, нэмэдлэнно арэстоват… и судыть. Я прэдлагаю: на Украину послать… Жюкова… Он нэдавно командовал Кыевскым округом и луче этого Кырпоноса знаэт обстановку. На Запад хараще бы направыть Тымошенко… Но… пока этого дэлат нэльзя. Он нарком. И потому… прэдлагаю послать туда марщяла Шяпощныкова и марщяла Кулыка.

Политбюро радостно кивало. Люди, облеченные каждый на своем месте не менее страшной властью, сейчас были готовы спрятаться за Сталина: он — вождь, пусть и ведет, ему и отвечать за все! И Сталин это прекрасно понимал.

Он представлял растерянные, лишенные центрального командования части. Как можно было назвать общим словом все то, что творилось в первый день войны? Вот оно, это слово: паника, паника, паника. И еще одно слово: танки, танки, танки. Танки эти, быстро кромсающие гусеницами дороги и проселки, казались неуязвимыми, непобедимыми, беспощадными, говорящими только грохотом, огнем и смертельными пулями, — чудища войны.

И потерявшее голову от страха, забывшее про оружие, ослепленное огнем, засыпанное бомбами человеческое стадо, везде натыкающееся на серые немецкие машины, пулеметы, серые мундиры, мельтешащие автоматным огнем, сдавалось без сопротивления, тянуло вверх дрожащие руки.