Иосиф Сталин – беспощадный созидатель

Прервем цитирование крика души поэта-фельетониста. Редакция «Правды» в письме Сталину и Молотову несколько иначе изложила события, связанные со злосчастным фельетоном «Без пощады»: «Около часа ночи тов. Демьян заявил Мехлису, что ввиду имеющихся возражений со стороны тт. Ярославского и Мехлиса, он готов снять первую часть, ввиду чего Мехлис отдал распоряжение о переверстке номера… Но Демьян отказался от своего согласия на снятие первой части, сделав в ней только ряд поправок. Тов. Ярославский после объяснений Демьяна… дал согласие напечатать первую часть. Что касается тов. Мехлиса (т. Демьян представляет дело так, будто Мехлис, чтобы избежать переверстки, согласился печатать), то он все время, и после внесения поправок заявлял, что остается при особом мнении – что печатать первую часть (I и II главы) фельетона не следует». Кто тут прав, Демьян или Мехлис, мы, я думаю, не узнаем уже никогда.

Демьян продолжал: «Живой голос либо должен был мою работу похвалить, либо дружески и в достаточно убедительной форме указать на мою «кривизну». Вместо этого я получил выписку из Секретариата. Эта выписка бенгальским огнем осветила мою изолированность и мою обреченность. В «Правде», а заодно и в «Известиях» я предан оглашению. Я неблагополучен. Меня не будут почитать после этого не только в этих двух газетах, насторожатся везде. Уже насторожились информированные Авербахи. Охотников хвалить меня не было. Охотников поплевать в мой след будет без отказа. Заглавия моих фельетонов «Слезай с печки» и «Без пощады» становятся символическими. 20 лет я был сверчком на большевистской печке. Я с нее слезаю. Пришло, значит, время. Было ведь время, когда меня и Ильич поправлял и позволял мне отвечать в «Правде» стихотворением «Как надо читать поэтов» (см. седьмой том моих сочинений, стр. 22, если поинтересуетесь). Теперь я засел тоже за ответ, но во время писания пришел к твердому убеждению, что его не напечатают, или же, напечатав, начнут продолжать ту политику по отношению ко мне, которая только согнет еще больше мою кривую и приблизит мою роковую катастрофически конченную точку. Может быть, в самом деле, нельзя быть крупным русским поэтом, не оборвав свой путь катастрофически. Но каким же после этого голосом закричала бы моя армия, брошенная полководцем, мои 18 полков (томов), сто тысяч моих бойцов (строчек). Это было что-то невообразимое. Тут поневоле взмолишься: «Отче мой, аще возможно есть, да мимо идет мене чаша сия»!

Но этим письмом я договариваю и конец вышеприведенного вопроса: «Обаче не якоже ан хощу, но якоже ты»!

С себя я снимаю всякую ответственность за дальнейшее».

Демьяново письмо надо признать по тону весьма наглым. В обращении к первому лицу в государстве Демьян Бедный, «мужик вредный», даже не счел необходимым вежливого обращения, вроде «уважаемый». А уж говорить с собой в «шуточном тоне» Сталин никому не позволял. И верхом наглости было пенять Иосифу Виссарионовичу на то, что вот, де, Владимир Ильич, хоть и критиковал меня, но позволял печатать в «Правде» ответ на критику. Демьян имел неосторожность не перейти сразу же к требуемому безоговорочному покаянию, а попытался на равных разговаривать с самим Сталиным, пригрозил фрондой, а закончил совсем уж дерзким обещанием снять с себя всякую ответственность за дальнейшее. Возможно, в приступе мании величия Демьян в какой-то момент поверил, что критика в его адрес со страниц партийной печати и лишение его доступа на страницы «Правды» и «Известий» вызовут такое возмущение масс, что его критики вынуждены будут уступить. Несчастный литературный бонза, привыкший быть вне критики и всю жизнь хваставшийся близостью к вождям, забыл, в какой стране он живет. Зарвавшегося баснописца следовало поставить на место. И Сталин поставил.

12 декабря 1930 года Иосиф Виссарионович написал Демьяну ответное письмо: