Иосиф Сталин – беспощадный созидатель

Последнее же постановление Секретариата ЦК ВКП(б), посвященное Демьяну Бедному и принятое при жизни Сталина, датировано 24 апреля 1952 года. Оно называлось грозно: «О фактах грубейших политических искажений текстов произведений Демьяна Бедного» и явно было продиктовано Сталиным. Иосифу Виссарионовичу не понравилось, что в сборниках Демьяна Бедного, вышедших в 1950–1951 годах, их составитель В. Регинин «включил в сборники не последние варианты произведений, а более ранние, забракованные самим поэтом, не считаясь с тем, что Д. Бедный улучшал свои произведения, а в ряде случаев вносил в них исправления под влиянием партийной критики». Регинина исключили из Союза писателей, редакторов сняли с работы. Сталин опасался, что многие демьяновские тексты порождают двусмысленные ассоциации. Но до издания нового, исправленного сборника, о котором говорило постановление, уже не дожил.

Интерес к творчеству Д. Бедного пережил ренессанс при Хрущеве, ценившем стихи пролетарского поэта. А с конца 60-х годов Демьян был основательно и, надо признать, заслуженно забыт читателями.

Презент был близко знаком со многими деятелями оппозиции, раскаявшимися и получившими право вернуться в столицу. Бывшие соратники Троцкого слетались в Москву, как бабочки на огонь.

22 июля 1929 года Михаил Яковлевич записал в дневнике:

«Три дня назад в Москву вернулись Смилга и Радек – из ссылки. Несколько дней назад вернулся из Америки Серебряков (это тоже был род ссылки, хотя и весьма комфортной. – Б. С.). В Москве находится также приехавший из Казани Преображенский.

Вечером, около 11,5 часов я встретился с Радеком, выходившим из 2 дома Советов, и проводил его до Пречистенских ворот, у которых, на Остоженке 1, находится его квартира. Шли медленно и перебрали кучу тем.

• Я вернулся в Москву совсем, – ответил он на мой вопрос, попыхивая неизменной трубкой. – Серебряков, Преображенский, Смилга и я подали на днях заявления в ЦКК с просьбой восстановить нас в партии. С нами – многие, и я надеюсь вернуть в партию большинство исключенных и сосланных. Мы считаем, что сейчас ведется правильная классовая политика, идет громадная борьба с кулаком, и теперь нельзя быть наблюдателем, а нужно активно работать. Личные отношения должны уступить место политике. До высылки Льва за границу мы все всячески удерживали его от опрометчивых шагов. Теперь он для нас пропал, делая одну глупость за другой, и трагедия, что никто не может его удержать. Политика есть политика. У Гольбаха в его «Системе природы» замечательно сказано насчет того, что если человека перемещают с места на место, то ему кажется, что вселенная переместилась, на самом же деле все остается в мире по-прежнему.

• Как вы жили все это время?

• Прекрасно. Генералу живется хорошо даже в ссылке, рядовому – хуже. Я даже заработал там вот этот револьвер (показывает на боковой карман), выпросив его у начальника ГПУ для борьбы с бандитами: хозяйка заметила парня, перелезавшего ночью забор нашего дома, я пришел в ГПУ и спросил: «Ваш парень?» – «Слово, что не наш». – «Если так, – говорю я, – давайте револьвер для защиты». Дали. Я пользовался полной свободой, получал из-за границы 12 газет и журналов, новые книги. В свое время я не брал за границей литературного гонорара, а в ссылке мне это пригодилось: я написал за границу письмо с просьбой внести в книжный магазин следуемые мне деньги, и мой прежний книжный торговец прекрасно снабжал меня всеми новинками. Я перевез в ссылку основную часть моей библиотеки. Когда я ехал на место ссылки на тройке с начальником ГПУ, а за ним везли на нескольких санях ящики с книгами, крестьяне думали, что везут золото.

• Что Муралов?

• Он непримирим. Когда он узнал, что мы собираемся возвращаться, он, встретившись со мной в Новосибирске, говорил: «Помни, что ты друг Льва». Не понимает человек, что бывают моменты, когда личная дружба отходит на второй план. Сейчас можно быть или белым, или зеленым, или красным. Большевик не может быть ни белым, ни зеленым. Сосновского мне было бесконечно жаль. У него одно время было такое настроение, что я боялся трагического конца. Личная дружба с Львом закрывает ему глаза на все, что происходит. А происходит огромная борьба с кулаком. Здесь, на страницах центральной прессы, эта борьба не освещается. А посмотрели бы, что делается в Сибири. Там на активность кулака отвечают в среднем семью смертными приговорами в день. Сырцов вел абсолютно правильную линию. Мне начальник ГПУ показывал донесения с мест об кулацкой активности. Я ему говорю: «Не думаете ли вы, что в таком случае нам здесь не место?»

• Что Богуславский?

• Этот не пропадет. Так же, как он во время разгара борьбы ни разу не выступил ни на одном собрании, он, блестящий оратор, так и здесь он занимается радикализмом за стаканом.

• Что Раковский?

• Христиана мне жаль. Он старик, ему трудно делать первый шаг. Мы будем…

• Таранами?