Иосиф Сталин, его маршалы и генералы

Дмитриев окончил в 1918 году земское коммерческое училище в Екатеринославе, в 1920-м вступил в войска украинской ЧК. С 1922-го служил в органах госбезопасности, занимался экономическими преступлениями, в 1932-м был награжден орденом Красного Знамени. В 1935 году он стал заместителем начальника экономического отдела Главного управления госбезопасности НКВД СССР. В июле 1936-го получил самостоятельную работу — поехал в Свердловск начальником управления.

Под руководством Дмитриева шли первые аресты командного состава армии после февральско-мартовского (1937 года) пленума ЦК. Они начались с руководства Уральского военного округа, которым командовал комкор Илья Иванович Гарькавый.

За «самоотверженные действия при выполнении правительственных заданий» Дмитриев получил в декабре 1937 года орден Ленина. О его методах работы начальник особого отдела ГУГБ НКВД комбриг Николай Николаевич Федоров, доклады вал первому заместителю наркома Михаилу Фриновскому:

«У него было мало поляков, он отдал кое-где приказ арестовать всех, у кого фамилия оканчивается на «ский». В аппарате острят по поводу того, что если бы Вы в это время были на Урале, то могли бы попасть в списки подлежащих аресту».

(Командарма 1-го ранга Фриновского арестовали позже, в апреле 1939 года. Перед этим он полгода возглавлял Министерство военно-морского флота. Взяли его жену и сына Олега, который учился в военной спецшколе и дружил с Василием Сталиным и Степаном Микояном.

По словам Миякояна-младшего, «Олег Фриновский был высокий, красивый парень, слегка «пижонистый», но неплохой товарищ». Фриновского-младшего арестовали в тот момент, когда он находился в компании своих друзей.

«Вдруг позвонили в дверь, — вспоминает Степан Микоян, — и позвали Василия Сталина. Вернувшись в комнату, он передал Олегу, что хотят видеть его. Олег вышел, а Вася шепнул мне, что пришли его арестовывать».

Показательно, что ни у кого из детей высокопоставленных родителей не возникло ни чувства возмущения, ни желания заступиться за товарища. А ведь если бы Василий Сталин что-нибудь сказал, чекисты бы уехали ни с чем. Но...

«Из окна мы видели, — продолжает свой рассказ Микоян, — как Олега усадили в «эмку» и увезли. Потом говорили, что он якобы состоял в «молодежной антисоветской группе».

Олег Фриновский повел себя порядочнее своих приятелей. Анастас Иванович Микоян успокоил сына: Олег Фриновский на допросе сказал, что Микоян-младший ничего не знал о его делах. А ведь вполне мог бы назвать Степана Микояна и других юношей своими единомышленниками, доставить неприятность бывшим друзьям, проявившим такое равнодушие к судьбе товарища... «Больше я никогда о нем не слышал, — заключает свой рассказ Степан Микоян, — на свободу он не вышел».)

Комиссара госбезопасности 3-го ранга Дмитриева перевели в Москву и назначили начальником Главного управления шоссейных дорог НКВД, а через месяц, в июне 1938 года, арестовали. Он сразу предложил свои услуги следствию, надеясь на снисхождение. Но его все равно в сентябре 1939 года приговорили к высшей мере наказания и расстреляли. Блюхера он пережил меньше чем на год.

Сохранилась запись внутрикамерной беседы между Дмитриевым и Блюхером от 6 октября:

«Блюхер. Физическое воздействие... Как будто ничего не болит, а фактически все болит. Вчера я разговаривал с Берия, очевидно, дальше будет разговор с народным комиссаром.

Дмитриев. С Ежовым?

Блюхер. Да. Ой, не могу двигаться, чувство разбитости».

Маршалу не давали прийти в себя. Вновь вызвали на допрос и пригрозили отправкой в Лефортово. У этой тюрьмы была особо мрачная репутация.

После допроса появился дежурный надзиратель, сказал:

«Приготовьтесь к отъезду, через час вы поедете в Лефортово,

Б л ю х е р. С чего начинать?

Дежурный. Вам товарищ Берия сказал, что от вас требуется, или поедете в Лефортово через час. Вам объявлено? Да?

Б л ю х е р. Объявлено... Вот я сижу и думаю. Что же выдумать? Не находишь даже.

Дмитриев. Вопрос решен раньше. Решение было тогда, когда вас арестовали. Что было для того, чтобы вас арестовали? Большое количество показаний. Раз это было — нечего отрицать. Сейчас надо найти смягчающую обстановку. А вы ее утяжеляете тем, что идете в Лефортово.

Б л ю х е р. Я не шпионил.

Дмитриев. Вы не стройте из себя невиновного. Можно прийти и сказать, что я подтверждаю и заявляю, что это верно. Разрешите мне завтра утром все сказать. И все. Если вы решили, то надо теперь все это сделать...

Б л ю х е р. Меня никто не вербовал.

Дмитриев. Как вас вербовали, вам скажут. Когда завербовали, на какой почве завербовали.

Б л ю х е р. Я могу сейчас сказать, что я был виноват.

Дмитриев. Надо сказать — состоял в организации...

Б л ю х е р. Не входил я в состав организации. Нет, я не могу сказать...

Дмитриев. Какой вы чудак, ей-богу. Вы знаете (называет непонятную фамилию)! Три месяца сидел в Бутырках, ничего не говорил. Когда ему дали в Лефортово — сразу сказал... Доказано, что вы шпион. Что, вам нужно обязательно пройти камеру Лефортовской тюрьмы? Вы хоть думайте...»