Находясь в плену, допрашивался германскими офицерами, в частности фельдмаршалом Клейстом, которые, как показал Кириллов, неоднократно предлагали ему подписать антисоветские обращения к военнослужащим Красной Армии и вступить на службу в так называемую «Русскую освободительную армию», но от этих предложений он якобы отказался».
Другие генералы, находившиеся в плену, подтвердили, что «за время пребывания в лагерях Кириллов на службе у немцев не состоял». Но и это ему не помогло. Никто не хотел пересматривать подписанный Сталиным приказ № 270, решивший его судьбу, как и судьбу Понеделина.
Военная коллегия вновь приговорила генералов к расстрелу. Приговор немедленно привели в исполнение.
В 1956 году генералов реабилитировали. Выяснилось, что обвинение относительно антисоветских разговоров, которые будто бы вел генерал Понеделин в плену, чекисты просто придумали. Дневник Понеделина никто не видел — немцы его изъяли в лагере. И никто после войны не захотел учесть того, что оба генерала в немецком плену вели себя мужественно...
По подсчетам Л. Репина и В. Степанова, авторов серии статей в «Военно-историческом журнале» о генеральских судьбах, в годы войны в плен попали восемьдесят генералов и комбригов (двое оказались на оккупированной территории). Бежали из плена пятеро. Погибли у немцев двадцать три. Присоединились к немцам двенадцать генералов и комбригов. Вернулись домой тридцать семь генералов и комбригов. В правах были восстановлены двадцать шесть...
Приказ № 270 заканчивался грозным предупреждением:
«1. Командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту, как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров.
Обязать всех вышестоящих командиров и комиссаров расстреливать на месте подобных дезертиров из начсостава.
2. Попавшим в окружение врага частям и подразделениям самоотверженно сражаться до последней возможности, беречь материальную часть как зеницу ока, пробиваться к своим по тылам вражеских войск, нанося поражение фашистским собакам.
Обязать каждого военнослужащего независимо от его служебного положения потребовать от вышестоящего начальника, если часть его находится в окружении, драться до последней возможности, чтобы пробиться к своим, и, если такой начальник или часть красноармейцев, вместо организации отпора врагу, предпочтут сдаться в плен, — уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи.
3. Обязать командиров и комиссаров дивизий немедля смещать с постов командиров батальонов и полков, прячущихся в щелях во время боя и боящихся руководить ходом боя на поле сражения, снижать их по должности как самозванцев, переводить в рядовые, а при необходимости расстреливать их на месте, выдвигая на их место смелых и мужественных людей из младшего начсостава или из рядов отличившихся красноармейцев».
Иначе говоря, все попавшие в плен заранее объявлялись предателями и изменниками. Сталин требовал от всех красноармейцев в критической ситуации покончить с собой, но не сдаваться в плен. Такого призыва к массовому самоубийству не знала ни одна армия.
А ведь окруженные части были обречены. Мало что делалось для того, чтобы помочь им вырваться, чтобы спасти попавших в котел бойцов и командиров.
В конце концов это признал даже Сталин.
В директиве Ставки № 170569 от 15 августа 1942 года говорилось: «Немцы никогда не покидают своих частей, окруженных нашими войсками, и всеми возможными силами и средствами стараются во что бы то ни стало пробиться к ним и спасти их.
У советского руководства должно быть больше товарищеского чувства к своим окруженным частям, чем у немецко-фашистского командования. На деле, однако, оказывается, что советское командование проявляет меньше заботы о своих окруженных частях, чем немецкое. Это кладет пятно позора на советское командование. Ставка считает делом чести спасение окруженных частей...»
В боевой обстановке происходило иначе. Нередко спасали себя высшие командиры, бросая своих солдат.
Когда стало ясно, что Севастополь не удержать, 30 июня 1942 года командующий Севастопольским оборонительным районом вице-адмирал Филипп Сергеевич Октябрьский отправил шифротелеграмму в Ставку:
«Надо считать, при таком положении мы продержимся максимум два-три дня.
Исходя из данной конкретной обстановки, прошу вас разрешить мне в ночь с 30 июня на 1 июля 1942 года вывезти самолетами «Дуглас» двести — двести пятьдесят ответственных работников, командиров на Кавказ, а также, если удастся, самому покинуть Севастополь, оставив здесь своего заместителя генерал-майора Петрова».
Возражений не последовало, через несколько часов адмирал получил высочайшее одобрение:
«Ставка Верховного Главнокомандования утверждает Ваши предложения по Севастополю и приказывает приступить к их немедленному выполнению».
Благополучно перебравшись в Краснодар, вице-адмирал Октябрьский доложил в Москву: