Иосиф Сталин, его маршалы и генералы

«1. Одобрить мероприятия контрольных органов по проверке и улучшению служебного аппарата Секретариата ЦИК Союза ССР.

2. За политическое и бытовое разложение бывшего секретаря ЦИК т. А. Енукидзе вывести его из состава ЦК ВКП(б) и исключить из рядов ВКП(б)».

Непосвященные в кремлевские тайны недоумевали. Распространились слухи о том, что Енукидзе наказан за «аморальное поведение». Многие считали это чересчур суровой карой за известный всей Москве интерес старого холостяка Енукидзе к красивым балеринам.

Впрочем, нашлись люди, которые ненавидели Енукидзе и радовались его падению. Сталин тогда еще общался с родственниками своей первой жены и, улыбаясь, спросил Марию Анисимовну Сванидзе:

— Довольна, что Авель понес наказание?

Сванидзе ответила, что она счастлива.

Вечером записала в дневнике:

«После разгрома ЦИК’а и кары, достойной кары, которую понес Авель, я твердо верю, что мы идем к великому лучезарному будущему — это гнездо измен, беззаконий и узаконенной грязи меня страшило. Теперь стало светлее...

Имея в своих руках все блага жизни, недостижимые для всех, в особенности в первые годы после революции, Енукидзе использовал все это для личных грязных целей, покупая женщин и девушек... Контрреволюция, которая развилась в его ведомстве, явилась прямым следствием всех его поступков — стоило ему поставить интересную девушку или женщину и все можно было около его носа разделывать...»

Отбывавший ссылку в Оренбурге сторонник Троцкого Виктор Серж воспринял эту историю иначе:

«Старый кавказский большевик, товарищ молодости Сталина, тоже грузин, Авель Енукидзе был секретарем ЦИК с момента образования Советского Союза.

На своих высоких постах он проявлял такт, либерализм и великодушие, насколько это вообще допускалось в те времена. Его порядочность, очевидно, стала помехой готовящемуся великому сведению политических счетов. Снятый с постов, переведенный на второстепенную работу, Енукидзе постепенно исчез из поля зрения...»

Отправленный на работу в провинцию, Енукидзе рьяно принялся за дело, надеясь заслужить прощение. Не понимая, что он в любом случае обречен. Вождь не позволил ему остаться даже на скромной должности руководителя северокавказских курортов. Возненавидев кого-то, вождь не успокаивался до тех пор, пока окончательно не добивал свою жертву.

7 сентября 1935 года раздраженный Сталин писал из Сочи Кагановичу, Ежову и Молотову:

«Как Евдокимов, так и Шеболдаев (первые секретари Северо-Кавказского и Азово-Черноморского крайкомов. — Авт.) утверждают, что назначение Енукидзе уполномоченным ЦИКа создало двусмысленное положение для партии, правительства и местных организаций в Кисловодске.

Он исключен из партии, и вместе с тем он выше местных организаций по положению, так как он является уполномоченным ЦИКа. Так как Енукидзе не сознает своего падения, а скромностью он не страдает, то он берется контролировать местные организации, дает им задание, распределяет отдыхающих ответственных товарищей по санаториям, дает им помещение...

Люди, оказывается, поговаривают о том, что исключение Енукидзе из партии есть по сути дела маневр для отвода глаз, что он послан в Кисловодск для отдыха, а не для наказания, что он будет восстановлен осенью, так как у него в Москве «есть свои друзья». А сам Енукидзе, оказывается, доволен своим положением, играет в политику, собирает вокруг себя недовольных и ловко изображает из себя жертву разгоревшихся страстей в партии.

Двусмысленность положения усугубилась тем, что Енукидзе ездил к Серго, гостил у него и беседовал «о делах», а Орахелашвили, будучи в Кисловодске, дни и ночи проводил вместе с Енукидзе.

Мне кажется, что, назначая Енукидзе уполномоченным ЦИКа, мы не учли этих обстоятельств и допустили ошибку, ставящую партию в двусмысленное положение.

Я думаю, что надо немедля ликвидировать допущенную ошибку, освободить его от занимаемой должности и назначить на другую, меньшую работу, скажем, в Ростове, в Харькове, Новосибирске или в другом месте, но не в Москве и не в Ленинграде.

Калинин и Шкирятов одобряют мое мнение».

Матвей Федорович Шкирятов, безграмотный и злобный человек, нашел себя на месте инквизитора — секретаря партколлегии Комиссии партийного контроля при ЦК. Он восторженно поддерживал все репрессии.

Но с какой легкостью предал своего недавнего соратника и помощника Михаил Иванович Калинин!

А ведь так поступали не все.

За Енукидзе следили, все его встречи и разговоры фиксировались. Но член политбюро и нарком тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе и бывший первый секретарь Закавказского крайкома Мамия Орахелашвили, назначенный заместителем директора Института Маркса—Энгельса—Ленина при ЦК, не считали возможным отвернуться от старого друга.

Сталин такой сентиментальности не понимал.

8 сентября генсек вновь написал Кагановичу:

«Посылаю Вам записку Агранова о группе Енукидзе из «старых большевиков» («старых пердунов», по выражению Ленина). Енукидзе — чуждый нам человек. Странно, что Серго и Орахелашвили продолжают вести дружбу с ним».

Каганович немедля откликнулся на пожелание Сталина и доложил вождю: