Через несколько лет Георгий Константинович Жуков, став начальником Генштаба, будет жаловаться на то же самое — военная разведка и ему не подчинялась.
Властный, резкий и даже высокомерный по характеру, Тухачевский мог быть обаятельным, но только с женщинами. Друзей у него фактически не было. Он не считался с чувствами и настроениями сослуживцев и быстро нажил себе влиятельных врагов. Буденный, Егоров и другие военачальники-рубаки терпеть не могли Тухачевского.
Работать ему было очень сложно.
5 апреля 1928 года Тухачевский писал наркому:
«И в текущей, и в плановой работе создается такое положение, что зачастую может казаться, будто Вы, как нарком, работаете сами по себе, а штаб РККА сам по себе, что совершенно противоестественно, так как по существу штаб должен быть рабочим аппаратом в Ваших руках по объединению всех сторон и работ по подготовке войны.
Если он таким аппаратом не является, то, значит, дело не в порядке».
Ворошилов действительно не хотел работать с Тухачевским. И тут же Буденный, Егоров и Дыбенко (в ту пору начальник Управления снабжения РККА) обратились к наркому с письмом, в котором требовали снять Тухачевского с поста начальника Штаба РККА и заменить его человеком «с большим опытом боевой практической работы». Его противники возражали против расширения полномочий Штаба, «который и планирует, и проводит в жизнь, и инспектирует, следовательно, имеет все критерии в своих руках. В руках же руководства почти ничего — следовательно, соглашайся и иди на поводу у штаба».
Михаилу Николаевичу пришлось уйти из Штаба РККА. Ворошилов вызвал Тухачевского к себе, показал письмо троих военачальников. После чего Михаил Николаевич написал рапорт:
«После нашего последнего разговора вынужден оставить свой пост».
Ворошилов с удовольствием расстался с Тухачевским, которого в мае 1928 года отправили в Ленинград командовать округом. Начальником Штаба Красной армии утвердили Бориса Михайловича Шапошникова, бывшего офицера царской армии, подготовленного штабиста и по характеру спокойного и покладистого человека.
Но и Шапошников, только в иной манере, продолжал доказывать, что именно Штаб РККА должен в мирное время руководить боевой подготовкой войск и ведать мобилизационной работой. Отношение к штабной работе было настолько пренебрежительным, что Шапошникову пришлось объяснять наркому Ворошилову и его окружению совершенно очевидные вещи: «Мнение начальника штаба должно по тому или иному вопросу выслушиваться обязательно, а управлениями наркомата по военным и морским делам выслушиваться как одно из главных».
Но Тухачевский ненадолго уехал из Москвы.
Руководя округом, он разработал план коренного преобразования Красной армии. Он исходил из того, что Красная армия «в техническом оснащении и развитии авиации отстает от европейских армий». Он считал необходимым приступить к полному перевооружению армии, снабдив ее сильной авиацией, танками и новыми средствами связи.
Тухачевский И января 1930 года направил Ворошилову четырнадцатистраничную записку с предложением довести численность армии военного времени до двухсот сорока дивизий (в два с половиной раза больше, чем значилось в мобилизационных планах) и ускорить ее техническое перевооружение: иметь в строю сорок тысяч самолетов и пятьдесят тысяч танков (в десять раз больше, чем предусматривалось планом развития военной промышленности на пятилетку).
Штаб РККА, как и следовало ожидать, Тухачевского не поддержал. Ворошилов тоже, был против плана Тухачевского. Не только в силу очевидной неприязни. Нарком не был милитаристом и понимал, что ускоренное перевооружение стране не под силу. Но последнее слово оставалось за Сталиным, которому Ворошилов 5 марта переправил все документы.
План Тухачевского требовал практически полностью перевести экономику на военные рельсы. Сталин счел это невозможным, непосильным для страны. В 1930 году генсек, по горло занятый насильственной коллективизацией, вообще еще мало думал о военных делах.
23 марта он ответил Ворошилову:
«Ты знаешь, что я очень уважаю т. Тухачевского как необычайно способного товарища. Но я не ожидал, что марксист, который не должен отрываться от почвы, может отстаивать такой, оторванный от почвы «план». В его «плане» нет главного, то есть нет учета реальных возможностей хозяйственного, финансового, культурного порядка.
Этот «план» нарушает в корне всякую мыслимую и допустимую пропорцию между армией как частью страны и страной как целым с ее лимитами хозяйственного и культурного порядка. «План» сбивается на точку зрения «чисто военных» людей, нередко забывающих о том, что армия является производным от хозяйственного и культурного состояния страны...
«Осуществить» такой «план» — значит наверняка загубить и хозяйство страны, и армию. Это было бы хуже всякой контрреволюции.
Отрадно, что Штаб РККА, при всей опасности искушения, ясно и определенно отмежевался от «плана» т. Тухачевского».