7 декабря 1943 г. было официально объявлено о том, что в Тегеране состоялась встреча «Большой тройки», в прессе стран-союзников была опубликована знаменитая фотография Черчилля, Рузвельта и Сталина, сидящих перед зданием конференции. В коммюнике от имени трех глав государств говорилось: «Мы выражаем нашу решимость в том, что наши страны будут работать совместно как во время войны, так и в последующее мирное время. Что касается войны, представители наших военных штабов участвовали в наших переговорах за круглым столом, и мы согласовали наши планы уничтожения германских вооруженных сил. Мы пришли к полному соглашению относительно масштаба и сроков операций, которые будут предприняты с востока, запада и юга… Что касается мирного времени, то мы уверены, что существующее между нами согласие обеспечит прочный мир… Мы прибыли сюда с надеждой и решимостью. Мы уезжаем отсюда действительно друзьями по духу и цели»80.
Советская пресса освещала результаты Тегеранской конференции в гораздо более хвалебном тоне, чем результаты московского совещания. Газета «Известия» писала, что решения, принятые на Тегеранской конференции, имели «историческое значение для судьбы всего мира», а «Правда» – что декларация участников конференции «была вестником не только победы, но и продолжительного и стабильного мира»81. Сталин лично позаботился о том, чтобы заголовок сообщения ТАСС о Тегеранской конференции был изменен с нейтрального «Конференция глав правительств Советского Союза, США и Великобритании» на «Конференция лидеров трех союзных держав»82.
10 декабря для Сталина был подготовлен отчет, в котором подводились итоги обсуждения в Тегеране. Секретари Сталина всегда очень тщательно подходили к составлению стенограммы разговоров, и предоставленный отчет довольно точно отражал официальные записи советской стороны. В то же время, сделанные Сталиным от руки поправки и комментарии показывают, что он очень внимательно прочитал этот документ и, следовательно, его можно использовать как свидетельство его мыслей по поводу того, что он говорил и какие обязательства принял на себя во время Тегеранской конференции.
В отношении предложения Черчилля по поводу границ Польши в отчете несколько раз повторяется, что Сталин согласился принять его при условии соглашения о передаче СССР Мемеля и Кенигсберга. По турецкому вопросу в документе цитируются слова Сталина о том, что «такая большая страна, как Россия, не должна быть запертой в Черном море», и что «необходимо облегчить режим проливов». В отношении взглядов Сталина на расчленение Германии в документе говорилось: «Товарищ Сталин заявил, что в отношении цели ослабления Германии советское правительство предпочитает расчленить ее. Товарищ Сталин положительно одобрил план Рузвельта, однако не определил количество государств, на которое следует разделить Германию». Он выступил против плана Черчилля о создании нежизнеспособных объединений государств вроде дунайской федерации и высказался за то, чтобы Венгрия и Австрия были самостоятельными государствами.
В отношении послевоенной международной организации по обеспечению безопасности в документе кратко формулировалось мнение Рузвельта и упоминалось встречное предложение Сталина по созданию двух организаций – одной для Европы и еще одной для Дальнего Востока. Сталин внес изменения в эту часть отчета, указав, что он не возражал против предложения Рузвельта83. Краткое изложение его мнения по стратегически важным пунктам Сталин оставил в первоначальном виде: «Товарищ Сталин отметил, что создания такой организации самого по себе недостаточно. Необходимо создать организацию с правом занимать стратегически важные пункты, чтобы не дать Германии и Японии начать новую агрессию»84.
Сталин, Черчилль и Рузвельт
Черчилля сопровождал в поездке в Тегеран фельдмаршал Алан Брук, начальник Имперского Генерального штаба. Брук дал следующую оценку поведению Сталина на Тегеранской конференции: «Ни в одном из своих высказываний Сталин не допустил стратегической ошибки, всегда быстро и безошибочно схватывая особенности ситуации»85. По мнению адмирала Кинга, главнокомандующего ВМС США, «Сталин точно знал, чего он хочет, когда приехал в Тегеран, и он этого добился»86. Брук также отметил, что «Сталин держал президента под своим влиянием»87. Сам Рузвельт считал Сталина остроумным, сообразительным человеком с тонким чувством юмора, а также называл его человеком, высеченным из гранита. Гарри Гопкинсу президент рассказал, что Сталин оказался гораздо более жестким, чем он ожидал, однако он все же надеется, что руководителя СССР можно склонить к мирному сотрудничеству после войны, если уделить должное внимание правам и претензиям России88. Черчилль был более осторожен в своих суждениях, но даже он в январе 1944 г. писал о «новом доверии, которое появилось в наших сердцах по отношению к Сталину»89.