Иосиф Сталин. Отец народов и его дети

Впрочем, как вспоминает сама Капитолина, лучше мужа, чем Василий, когда он был трезв, просто не существовало. Видимо, так же думали и другие жены, если к нему, уже осужденному и все потерявшему, во Владимирскую тюрьму приезжали все по очереди. Раз была Бурдонская, несколько раз Тимошенко, дольше других ездила Васильева. Однако слишком на долгий срок был осужден Василий, в конце концов оставила его и Капитолина, которую к тому же раздражало, не могло не раздражать, что она не единственная, а одна из трех. Мало того, Капитолина не могла простить ему, что на допросах он назвал ее не женой, а сожительницей – ее, столько сил положившую на его спасение, ее, пригревшую и обласкавшую его неприкаянных детей. Как она сама вспоминала много позже, «Однажды я приехала в тюрьму очень уставшая – добираться было трудно. Прилегла на железную койку отдохнуть, а Василь сел рядом и стал говорить. Говорил он долго, я слушала не слишком внимательно, но запомнилось, как он просил, чтобы я не всякому верила, что мне будут передавать о нем… Потом только поняла: Василь наговорил на меня, показал на следствии специально в невыгодном свете, чтобы не таскали за его «дело»…

Вообще Василь был прекрасный муж и хозяин – пока не выпьет. Первое время мы жили замечательно. Дружили – наша семья, Юра Жданов со Светой и семья Шверника. Ходили на пляж, рядились как индейцы. Было весело! Василь умел рассказывать анекдоты, особенно еврейские. Он обладал чувством юмора, но иногда Люся Шверник просила: «Вася, Вася, ну поменьше русского фольклёру…» – Капитолина Георгиевна вспоминает былое, и все тяжелое отступает – его словно и не было в жизни с Василием, но вдруг опять в памяти промелькнет что-то такое, о чем лучше бы не вспоминать. Человек он был непредсказуемый: не знаешь, что будет через минуту. Всегда нужна готовность парировать, сдерживать его поступки…» (Станислав Грибанов. Хроника времен Василия Сталина.)

Словом, когда в 1960 году Василия Сталина «досрочно» освободили из тюрьмы под обещание «не безобразничать», сменить фамилию и не встречаться с иностранными корреспондентами, он с вокзала поехал не к Капитолине, а к первой жене – Галине Бурдонской. Но та его не приняла, у нее уже была другая семья.

Что касается «досрочного» освобождения, то ведь год в тюрьме считается за три в лагере, вот и считайте, сколько же отсидел Василий. К тому же в тюремной мастерской Василий постоянно перевыполнял задания, за что тоже обычному заключенному «скашивают» срок. К Василию Сталину эти правила были не применимы.

Охранник Малинин пишет, что дочь Надежда, дочь Василия, пишет неправду о том, будто ее отца били прикладом. Что ж, возможно, она спутала посещение отца во Владимирской тюрьме с посещением его в Лефортове. В провинции народ, в том числе и тюремные охранники, мягче и порядочней, к тому же и имя Сталина, несмотря на все изменения в политике, там всегда воспринимали с уважением. Однако какие бы послабления режима не делались, тюрьма есть тюрьма. У Василия начинает сохнуть нога, поврежденная во время злополучной рыбалки во время войны, обостряются другие болезни. А ведь ему еще нет сорока!

К 1958 году состояние здоровья Василия стало критическим. Администрация тюрьмы доложила об этом по команде. Дошло до руководства КГБ. А. Н. Шелепин сообщил Хрущеву не только о здоровье Василия, но и о том, что в тюрьме он «расшифровался»: кто он такой, стало известно всем.

Что думал Хрущев по этому поводу, неизвестно. Можно только догадываться о том, что он испугался главным образом того скандала, который разразится, если Василий в тюрьме умрет. И Никита Сергеевич принимает решение – готовить Василия на освобождение. Вообще-то сложного здесь нет ничего. Если захотеть, то можно все оформить за неделю. Но это если захотеть. Хрущев распорядился иначе. И в 1958 году Василия этапируют в Москву и помещают в Лефортовский следственный изолятор КГБ СССР. Но его здоровье продолжало ухудшаться.

В январе 1960 года Хрущёв неожиданно вызвал в Кремль для беседы Светлану, и предложил ей свой план: Василий должен сменить свою фамилию, тогда он сможет спокойно жить где-нибудь подальше от Москвы… Затем с тем же предложением уже к самому Василию обращается шеф КГБ Шелепин. Но встречает категорический отказ.

Хрущёв все же принимает решение освободить Василия и приглашает его на приём. При встрече и беседе Хрущёв, кривя душой, положительно отозвался о Сталине, даже говорил, что произошла ошибка при аресте самого Василия. При встрече, говорят, оба плакали. Ну, с Василием-то все понятно, у него жизнь загублена, нервная система разрушена. А о чем плакал Никита Сергеевич? Вот уж воистину – крокодиловы слезы… Хрущёву, между прочим, тогда предстояла встреча в Москве с президентом США Дуайтом Эйзенхауэром. Не в связи ли с ней вдруг случился у «дорогого Никиты Сергеевича» приступ «доброты»? Ведь Эйзенхауэр, хоть и враг, а боевой генерал, лично знавший Сталина, вдруг поинтересуется судьбой его сына, боевого летчика? И что тогда отвечать? Говорить, что сидит в тюрьме за контрреволюционную деятельность?