Ёсико

Убедить Ёсико согласиться с нашими планами оказалось труднее, чем я предполагал. Еще в Тяньцзине я сказал, что платить ей будут очень хорошо. Впечатления это не произвело.

— Но это же касается твоего отца, — настаивал я, рискуя перейти на грубость. — Ты может помочь ему расплатиться с долгами!

После этих слов она заплакала — бедный маленький ребенок с нежным сердцем. Ведь она уже приняла решение стать журналисткой, сказала она с твердостью, поразительной для ее юных лет.

— Я хочу писать правду и бороться против идиотских предрассудков, существующих в этом мире. Если бы японцы и китайцы лучше понимали друг друга, они больше не были бы врагами…

Я мягко возразил, сказав, что мы не враги.

— Но мы воюем друг против друга, — сказала она.

— Нет, мы не воюем друг с другом, — ответил я. — Просто кое-кто старается помешать нам помочь Китаю. Они не хотят, чтобы у нас получилось освободить его.

Тогда Ёсико спросила, почему эти люди хотят, чтобы у нас ничего не получилось. Я попытался объяснить, но внезапно она погрузилась в угрюмое молчание. Стало ясно: мои слова не произвели на нее должного впечатления.

— Значит, он был одним из них? — мелькнула в ней вспышка детского гнева.

— Кто «он»? И кто такие «они»?

— Однажды ночью я не могла заснуть и услышала, как кричат люди под окнами нашего дома в Мукдене. Я выглянула в окно и увидела привязанного к дереву китайца… — И несчастная девочка разразилась рыданиями. — Они избивали его металлическими прутьями. Японские солдаты били его шомполами. Он был весь в крови. Он страшно кричал. Я спряталась под покрывалом и плакала, пока не заснула. На следующее утро я старалась не смотреть в окно, боясь того, что могла увидеть. Но я все-таки выглянула, и его уже не было. Я подумала, что мне все это приснилось — обычный ночной кошмар. Очень хотелось в это верить. Но когда вышла из дома, заметила под деревом засохшую кровь… — Юная Ёсико снова заплакала, вздрагивая худенькими лопатками.

Я положил руку ей на плечо. Она его отдернула.

— Этот человек… Я знала его. Это господин Чен. Он был привратником в нашем доме. Всегда очень хорошо ко мне относился. Когда я спросила отца, что случилось с ним, он ничего не ответил. А когда я стала настаивать, он сказал, что есть вещи, которые мне еще трудно понять.

Я не знал, что сказать. Молодые девушки не должны видеть подобных сцен. И я прекратил говорить с ней о политике. Решил пойти другим путем. Я сказал, что она права. Что она будет играть важную роль в воспитании и развитии взаимопонимания. Это именно то, что пытается делать Маньчжурская киноассоциация. Мы хотим, чтобы у китайцев сложилось благоприятное впечатление о Японии, а у японцев — о Китае. Что дружба и мир являются главной сутью тех фильмов, которые мы будем производить. И она, Ри Коран, — единственный человек в целом мире, кто способен перебросить мост через пропасть взаимного непонимания. Она Должна думать о себе не как об актрисе, она должна думать о себе как о посланнице мира. Она будет очень знаменита, сказал я, и не только в Маньчжоу-го, но и в Японии и во всем Китае… да чего уж там, во всей Азии. Именно за то, что станет миротворцем.

Я понял: мои слова начинают действовать.

— Правда? — спросила она, так внимательно и так простодушно посмотрев на меня, что мое сердце екнуло.

— Правда, — подтвердил я. И, что самое главное, именно так и думал.

Всегда легко критиковать, оглядываясь на прошлое. Возможно, тогда мы были слишком наивны, но воспринимать это стоит в контексте времени, в котором мы жили. Бесспорно, в Китае хватало японцев негодяев. Мы допускали ошибки, и китайский народ из-за нас претерпел немало лишений. Но это неизбежно во времена великих исторических перемен. Вылечить древнюю цивилизацию от застарелых болезней — дело непростое, а временами и грязное. Главное, о чем всегда нужно помнить: наши идеалы были крепки. И принципы верны. А если мы не живем в согласии с нашими верными принципами, цинизм овладевает нами, и жить больше не стоит. Если мы не останемся верны нашим идеалам, мы будем не лучше, чем эти эгоистичные западные империалисты. Поэтому я горжусь даже той скромной ролью, которую сыграл на заре головокружительной карьеры Ри Коран.

Как ни жаль это признать, первый фильм Ри под названием «Свадебный экспресс» успеха не принес. Банальный ремейк японской комедии, неуклюже переведенный на китайский язык, снятый человеком, который не может общаться с актерами на их родном языке, просто обречен закончиться полным провалом. Фильм был совсем не смешной, хотя режиссер господин Макино постоянно орал на своих актеров, пытаясь выдавить из них хоть что-нибудь похожее на юмор. «Шутка! — выкрикивал он одно из нескольких слов, которые знал по-китайски. — Шутка играйте, шутка!»

Маньчжуры в том кино никаких шуток не увидели, и Ри была просто в отчаянии. Она никогда не будет больше сниматься, плакала она, топая своими крошечными ножками. А режиссер оказался настоящим зверем — и перед всем коллективом говорил ей, что она плохо играет! Вообще-то она никогда и не хотела стать актрисой! И все в таком же духе.