Йот Эр. Том 1

Кое-как уцепившись за траву на береговом склоне, она, вся мокрая, выбралась на берег. Поисками же утонувшего трехколесного агрегата в мутной воде довольно глубокого арыка прибежавшие взрослые занимались не один час, пока, наконец, не сумели подцепить его и выудить со дна.

Однако последней каплей, переполнившей чашу терпения дирекции детского сада, оказалась драка. Заметив, что один из мальчишек, пользуясь относительно более крепким телосложением, отбирает игрушки у ребят помладше, Нина немедленно вмешалась и потребовала восстановить справедливость. А когда обидчик не пожелал прислушаться к ее словам, взяла да и залепила ему кулаком в нос, получив такой же удар в ответ. Чтобы восстановить справедливость, девочка, недолго думая, врезала ему детской лопаткой по голове, на этот раз вызвав в ответ громкий рев.

– Ты что творишь? – закричала на Нину прибежавшая на шум воспитательница, увидев, как по голове мальчишки течет кровь.

– А чего он малышей обижает? – не стала оправдываться девочка. – Он у них все игрушки себе поотбирал!

– Все равно! – и нарушительнице спокойствия строго погрозили пальцем. – Ты должна была подойти ко мне и пожаловаться, а не затевать безобразие и бить мальчика до крови!

Надув губы, Нина глядела исподлобья. Что за глупости городят некоторые взрослые! Как это – пожаловаться? Да она в жизни ябедой не была! А нахал этот свое заслужил, еще и мало ему досталось!

В довершение всего оказалось, что рассеченная кожа на голове принадлежит сыну хоть и невеликого, но начальника, и Нине пришлось покинуть детский сад, о чем она, впрочем, нисколечко не жалела. С бабушкой было все же куда лучше, чем с воспитательницами в детском саду. Взять хотя бы часы, совместно проведенные под столом. И не надо улыбаться – тут не игрушки, а дело вполне серьезное.

Ташкент трясло – трясло с завидной регулярностью, хотя и не слишком сильно. Землетрясения случались чуть ли не каждый год. Да и такие, когда ощутимо ходила ходуном земля под ногами, раскачивалась мебель, по стенам змеились трещины, а с потолка падали куски штукатурки, случались не так уж редко. Уже в первый год пребывания Нины в Ташкенте в июне месяце чувствительно тряхнуло кровать и жалобно заскрипел комод. Летом 1936 года тряхнуло еще заметнее: люди выбегали из домов, опасаясь разрушений. Правда, обошлось. Трещины, перекосившиеся двери и оконные рамы, несколько выпавших сырцовых кирпичей и даже какая-нибудь обвалившаяся стена – не в счет.

Во всех таких случаях Нина с бабушкой не выскакивали на улицу, как все остальные, а прятались под стол. Стол был массивный, дубовый, и, пожалуй, вполне мог выдержать рухнувшие деревянные балки перекрытий и обрушивающиеся сырцовые кирпичи. Вот и в этом году, не прошло и двух недель после празднования двадцатилетия Октябрьской революции, как земля снова затряслась. Бабушка тут же схватила внучку за руку и со вздохом полезла под стол, тихонько бормоча под нос какую-ту молитву. Сидеть под столом и слушать, как бабушка тихонько молится, было, конечно, скучновато.

– Бабуль, можно, я на улицу сбегаю, посмотрю, что делается? – на всякий случай спросила Нина, в глубине души подозревая, что в этом вопросе спорить с бабушкой бесполезно. Так и есть:

– Сиди, егоза! Все бы тебе куда-нибудь бежать!

– Ну, бабуль! – напоследок взмолилась Нина, уже видя, что дело безнадежное.

– Сиди, кому сказала! – и бабушка крепко ухватила девочку за руку. – Мало ли – полезешь на улицу, еще свалится что на голову. А стол этот ничем не прошибешь!

После нескольких едва заметных подземных толчков все успокоилось. В общем, и на этот раз пронесло. А когда через месяц подземные толчки повторились, тоже ничего серьезного не случилось. Перекосившуюся дверь отец поправил, трещины в стенах замазали свежей глиной, большие куски штукатурки, упавшей с потолка, собрали и вынесли вон, а прочий мусор Нина подмела веником. Жизнь шла своим чередом. Уже три года, как отменили карточки, и на Воскресенском базаре можно купить, что только душе угодно – если деньги есть. Варится плов, жарится шашлык, в тандырах пекутся ароматные лепешки, которые разносят по базару, сложив высокими стопками на голове. Запах от всего этого стоит умопомрачительный. Фрукты же вообще лежат горами, а от огромных дынь распространяется завораживающий сладковатый аромат. Если же такую дыню разрезать, то по пальцам потечет сладкий липкий сок, а дух пойдет такой, какой и не передать словами…

Фрукты и овощи в Ташкенте были дешевы и в них себя не ограничивали. А вот картошка и мясо оказывались редкими гостями на столе. Чтобы увеличить мясной рацион, отец нередко в выходные спозаранку седлал свою кобылу Соньку и, в сопровождении пса по кличке Джек, отправлялся на охоту – либо на восток, к отрогам Чаткальского хребта, либо на северо-запад, в казахские степи. Охотником он был заядлым, так что на столе регулярно появлялся приварок из добытой дичи. Но из-за этого Нине редко удавалось видеться с отцом.