Йот Эр. Том 1

– Готовитесь, значит, Родину защищать… Так-так… А что же вы тогда, сволочи, выделываете? На своих руку поднимаете? Да выбираете, кто послабже? Сидите тут, задницу протираете на казенных харчах, на всем готовом, морду вон отъели, народ от себя отрывает и вам дает! Девчонка же эта своим горбом жратву зарабатывает, на заводе вкалывает, фронт снарядами обеспечивает. У нее, как и у вас, отец воюет, а дома мать раненая лежит! – майор рассвирепел и не собирался останавливаться. – А вы чем Родине помогаете? Еду у нее отнимая? Все, видеть вас больше не хочу! Буду ставить вопрос об отчислении. Такие, с позволения сказать, защитники Родине не нужны! Разойдись!

Стычки с суворовцами быстро забылись за тягучими, однообразными заводскими буднями. От рассвета до заката – только синеватые спирали стружки, вьющейся из-под резца. И постоянное чувство голода. И сознание бессилия помочь маме и бабушке. И страдание в их глазах – не только от боли, но и от жалости к ней, здоровой, вынужденной тащить на себе двоих больных. Однажды, переворачивая на кровати бабушку, которая все еще сохраняла стать крупной, рослой сибирячки, Нина перенапряглась и почувствовала сильную боль внизу живота. Стараясь не показать виду, отлежалась, вроде отпустило – и опять потянулись чередой дни. Дом – работа, работа – дом… Накормить, обогреть, помыть…

А в феврале 1944 года, как обухом по голове, снова сообщение: «пропал без вести».

4. За Днепр!

Яков Францевич после госпиталя в свою дивизию не попал. Все должности уже заняты, так что превратился он волею судьбы в гвардейца – назначили его опять командиром стрелкового полка, но на этот раз уже в 202-й гвардейской стрелковой дивизии. Воевала она там же, на Кавказе, прогрызая в кровопролитных боях упорную оборону немцев. Еще в госпитале майора Речницкого нашла первая награда – медаль «За боевые заслуги», к которой он был представлен еще в сентябре. И не за успешные бои, – какие уж там были успехи во время всеобщего отступления! – а за умелую организацию сбора и использования трофейного оружия.

В наступлении ордена давали охотнее, тем более что полк Речницкого свои задачи выполнял. Уже к июню ему вручили орден Красной Звезды за личное мужество, проявленное при отражении контратаки противника, а в августе на него пошло вверх представление на Красное Знамя – за умелый штурм одного из сильно укрепленных немцами населенных пунктов.

Тогда же, в начале августа, он покинул ряды гвардейцев и Северный Кавказ заодно. Его послали аж под Курск, где еще недавно шло ожесточенное сражение, прицепили по второй звезде на погоны и назначили начальником штаба 411-й стрелковой дивизии второго формирования (первая 411-я сгинула в неудачных летних боях 1942 года под Харьковом). Бойцов немало дали обстрелянных, после госпиталей; некоторые сильно потрепанные части, отведенные на переформирование, влили в дивизию целиком, с техникой и имуществом тоже было получше, чем год назад, и уже к концу месяца дивизия вступила в бой. Наши войска рвались к Днепру.

Вермахт, стараясь зацепиться за эту водную преграду, дрался умело и упорно, демонстрируя, что хотя и получил по зубам под Курском, но зубы эти у него еще не выбиты и кусаться он ими умеет очень больно. Взводы, роты, батальоны и полки редели…

Незадолго до решающего броска к Днепру дивизии подкинули жиденькое пополнение – пеструю команду из двух сотен человек. Выйдя взглянуть на вновь прибывших, Яков Францевич опытным взглядом почти сразу зацепил в не очень ровном строю несколько фигур, которые ему очень не понравились. Точнее, не они сами, а их присутствие здесь.

Поймите правильно – начштаба дивизии к интеллигентам относился очень хорошо и уважал их за те знания и умения, которыми сам не обладал. Именно поэтому он каждый раз чертыхался, видя таких людей в пополнении, посланном на фронт:

– Чем они там, в тылу, думают! – не раз повторял он. – Проку от этой братии на фронте никакого, одна возня с ними. Пусть уж они лучше в тылу свое дело делают, к которому они приучены, а нам тут и кто попроще сгодится. Больше толку будет!

Подойдя к шеренге бойцов, он остановился напротив молоденького, очень худого паренька с тонкой шеей и такими же по-женски тонкими и длинными пальцами:

– Кем на гражданке был?

– Учился в консерватории. По классу скрипки, – несмелым голосом отозвался тот, видя перед собой подполковника.

– А сюда как попал? – не слишком любезно продолжил расспросы начштаба.

– Добровольцем! – теперь в голосе парня прорезались нотки гордости.

Речницкий едва удержался, чтобы не сплюнуть и не выматериться от души. Повернувшись к своему заместителю, он бросил:

– В тыл! В какое хочешь подразделение, но только в тыл! Убьют же дурака в первом бою, как пить дать, а кто нам после войны на скрипочке играть будет?

Следующим, кто его заинтересовал, был типичный еврей средних лет (кто его знает, бывают ли типичные евреи, но в представлении многих такой образ «типичного еврея» имеется).

– Кто таков, откуда?

– Из Ташкента, счетовод артели «Красная синька», – с достоинством ответил тот, чуть подкартавливая.