Иов, или Комедия справедливости

– Алек, это придумал не Анибал и даже не команданте. Тариф на этот вид услуг – спасение на море, использование aeroplano и так далее – установлен el Distrito Real, то есть Королевским округом, иначе говоря, самим Мехико. Лейтенант Санс говорит, что государственные власти руководствуются экономическими соображениями и оказывают давление на нижестоящих чиновников, с тем чтобы сделать платные общественные услуги самоокупаемыми. Он говорит, что если команданте не взыщет с нас плату за спасение, то королевский инспектор, обнаружив это, вычтет деньги из жалованья самого команданте. А вдобавок наложит штраф, размер которого королевская комиссия определит в зависимости от обстоятельств. Анибал хочет, чтобы ты понял, как ему неловко. Если бы aeroplano принадлежал лично ему, мы стали бы просто его гостями. Он всегда будет считать тебя братом, а меня сестрой.

– Скажи ему, что мои чувства к нему столь же горячи, и сделай это, по меньшей мере, так же цветисто, как он.

– С радостью. И Роберто говорит, что испытывает то же самое.

– Значит, все сказанное относится и к сержанту. Но выясни, пожалуйста, где и как найти американского консула. Похоже, у нас неприятности.

Лейтенант Санс получил приказ обеспечить нашу явку в суд в четыре часа, после чего нас отпустили. Санс велел сержанту Роберто проводить нас к консулу, а потом обратно в суд, выразив сожаление, что его служебное положение не позволяет ему сопровождать нас лично, щелкнул каблуками, склонился над рукой Маргреты и поцеловал ее. Простой учтивый жест превратился в целое представление. Впрочем, я видел, что Маргрете это понравилось. Увы, у нас в Канзасе такому не обучают. Я много потерял.

Масатлан лежит на полуострове. Казарма береговой охраны находится на его южном берегу, неподалеку от маяка (он самый высокий в мире, что весьма впечатляет). Американское консульство расположено примерно в миле оттуда, на северном берегу, куда ведет avenida Мигеля Алемана – очаровательная улица, примерно на полпути украшенная прелестным фонтаном.

Вот только нам с Маргретой пришлось идти босиком.

Сержант Домингес не предложил взять такси, а мне напрашиваться было, конечно же, неудобно.

Сначала ходьба босиком не казалась мне делом первостепенной важности – на улице было немало босых ног, и далеко не все они принадлежали детишкам (и без рубашки был отнюдь не я один). В детстве я расценивал возможность побегать босиком как сказочную роскошь, как редкостную привилегию. Я бегал босиком все лето и с огромным сожалением надевал ботинки, когда приходило время снова идти в школу.

Но уже после первого квартала я стал удивляться, почему в детстве я с таким нетерпением ждал момента, когда можно будет побегать без ботинок. Вскоре я попросил Маргрету сказать сержанту Роберто, чтобы он, если можно, не спешил так, ибо я хочу выбирать затененные участки пути – этот проклятый тротуар прямо-таки поджаривает мне пятки!

(Сама Маргрета ни на что не жаловалась, и меня это очень задевало. Ангельское спокойствие Маргреты меня вдохновляло… но следовать ее примеру мне было не под силу.)

В общем, я уделял состоянию моих бедных, нежных, розовых, незаслуженно оскорбленных пяток все больше внимания, страшно жалел себя и все время удивлялся, как мне пришло в голову расстаться с богоданной страной.

«Я плакал, что бос, пока не встретил безногого». Не помню, кто первый это сказал, но данная сентенция безусловно является частью нашего культурного наследия и должна остаться в веках.

Именно это произошло со мной.

Примерно на полпути, у фонтана, там, где avenida Мигеля Алемана пересекается с calle Акила Сердана, мы повстречали нищего. Он поглядел на нас снизу вверх и с улыбкой протянул несколько карандашей. А смотрел он снизу вверх потому, что сидел в тележке на колесиках; ног у него не было.

Сержант Роберто окликнул нищего по имени и бросил ему монетку. Тот ловко поймал ее зубами, опустил в карман, сказал сержанту «Gracias» и переключил внимание на меня.

– Маргрета, – торопливо попросил я, – объясни ему, пожалуйста, что у меня совершенно нет денег.

– Хорошо, Алек. – Она присела на корточки, чтобы видеть глаза нищего. Потом встала: – Пепе говорит, что ничего страшного. Он подождет, пока ты не разбогатеешь.

– Будь добра, передай ему, что я непременно вернусь. Обещаю.

Она так и сделала. Пепе широко улыбнулся, послал Маргрете воздушный поцелуй и отдал честь нам с сержантом. Мы пошли дальше.

А я перестал волноваться о своих несчастных ступнях. Пепе заставил меня пересмотреть свои взгляды. Когда выяснилось, что мексиканское правительство считает наше спасение не почетной обязанностью, а источником дохода, я проникся глубоким сожалением к своей участи, чувствуя себя обиженным, задетым и оскорбленным до глубины души. Я бормотал под нос, что мои соотечественники абсолютно правы, называя всех мексиканцев пиявками, живущими за счет туристов-гринго! Ну, к Роберто и лейтенанту это не относится, а вот другие… Проклятые лентяи, все они только и ждут подходящего случая, чтобы заграбастать американские доллары!