Йозеф Чапек — прозаик и поэт

В «Тени папоротника» и сам Й. Чапек-писатель оказался на распутье. В авторском предисловии, которое перекликается с обращениями к читателю в тексте повести, он недвусмысленно определяет место этого произведения в своей творческой биографии. «Тень папоротника» сознательная попытка вернуться к широкому читательскому кругу (повесть печаталась из номера в номер в газете «Лидове новины» летом 1930 г.), от которого он в своих книгах «Лелио» и «Для дельфина» оторвался, слишком глубоко погрузившись в собственный внутренний мир и слишком далеко забежав вперед в поисках новаторской формы.

В 30-е годы Йозеф Чапек заново обдумывает проблему писатель и читатель. И необычно решает ее на основе собственного читательского опыта и глубоко продуманной оригинальной философской концепции человеческого бытия. Вступив некогда в литературу под знаком и знаменем чистой эпики и артистизма, он отвергает теперь и эпику и артистизм во имя мудрости и поэзии. Человек, не только прочитавший, но и проиллюстрировавший или снабдивший обложками бездну книг, приходит к выводу, что в действительности он читал и перечитывал «всего несколько книг», которые мог бы сложить небольшой стопкой на ночном столике. Книги эти прошли проверку временем, причем не годами и десятилетиями, а веками. Что это за книги? Прежде всего Библия, древние китайские поэты и философы, Платон и Сафо, Ян Амос Коменский и Паскаль, Шекспир и Гете, Карел Гинек Маха. Беллетристику Й. Чапек отвергает, поскольку видит ней «литературную индустрию», массовую продукцию, создаваемую не Для Человека, а для Персоны. Это противопоставление обретает в созна-и творчестве Й. Чапека такую же роль, какую в сознании и творчестве не ^аПека имели антитезы: Человек и Робот, Человек и Саламандра. Персона воплощает в глазах Й. Чапека тщеславие, делячество и бездуховность, в конечном счете породившие моральный кризис современной цивилизации и его крайнее проявление — фашизм. Этот круг идей содержится в книге «Хромой путник» (1936) и определяет ее художественную концепцию. Й. Чапек (как, впрочем, до него Ярослав Гашек и Владислав Ванчура), перешагивая через столетия, обращается к опыту литературы начала Нового времени. Непосредственным прототипом «Хромого путника» становится знаменитое дидактическое сочинение великого чешского педагога, моралиста и просветителя Я.-А. Коменского «Лабиринт мира и рай сердца».

Подобный же прототип — «Мысли» Блеза Паскаля — имела и другая прозаическая книга Й. Чапека, написанная во второй половине 30-х годов Окончательное название эта книга, видимо, получила в тот момент, когда автор уже сознавал, что ему недолго суждено оставаться на свободе К слову «Начертано» он, густо зачеркнув несколько вариантов продолжения заглавия, приписывает наконец — «на тучах». Эта книга, «полная звезд», книга размышлений и афоризмов, возникавших как дневниковые записи и разделенных звездочками, создавалась в 1936 — 1939 годах, когда над миром сгущались и нависали тучи фашизма, тучи новой мировой войны. Издана она была уже после смерти писателя, и первому публикатору пришлось использовать в качестве авторского предисловия последние карандашные записи на отдельных листках.

«Ах, право, нет в этой истории ничего более правдивого, чем я сам», — написал Й. Чапек в одном из лирических эскизов книги «Для дельфина». Подспудное лирико-философское начало литературного творчества Й. Чапека 10—20-х годов как бы выходит на поверхность в двух его последних прозаических книгах и в стихах, которые он напишет в концлагере.

В «Хромом путнике» и «Начертано на тучах» выдающийся моралист XX века хотел прежде всего найти для себя самого «доводы», чтобы жить и творить, но они стали отражением эпохи, обрели характер исповеди, имеющей общенациональное и общечеловеческое значение. И по мере того как приближалась трагическая развязка, моралист и философ во все большей мере становился социологом. Если не бояться отдаленных исторических аналогий, то можно было бы сказать, что в своей «звездчатой» книге Чапек прошел путь, за несколько столетий до него обозначенный «Максимами» Ларошфуко, «Мыслями» Паскаля и «Характерами» Лабрюйера. Путь от «изображения человеческого сердца» к познанию мира и общества.