Ёж

— Заметно-заметно, за километр видно, — Женя тоже засмеялась, — давай двигай, хочу поближе к тридцатым точкам подойти, хорошо-то тут хорошо, да всякие отморозки, бродящие вокруг, не радуют совсем.

— Ладно, если что — кричи «спасите-помогите», я тут рядом, — она улыбнулась и начала спуск с сопки, ее точка располагалась почти в километре от Женькиной, надо было быстро добраться до нее, развернуть теодолит, сориентировать подругу и двигаться дальше. При хорошем раскладе всю работу можно было уложить до обеда, тем более Боря сегодня не лез со своими проверками. Разум возобладал над ним, и он, наконец, понял, что эти две хрупкие девочки могут неплохо работать, и поесть они тоже любят, а запасы, как-никак, не резиновые, подойдут к концу, придется охотиться на дикого зверя, и что немаловажно — потреблять его в качестве обеда и ужина, чего совсем не хотелось.

Работа в этот день пошла неплохо, они очень быстро передвигались от точки к точке и к обеду действительно покорили последнюю, двадцать пятую. Боря, узнав об этом, отправил их на следующие, они же с Сандалем сдвинули свой фронт работ за тридцать пятую точку. Девчонки поворчали немного, но с доводами начальника согласились: чем быстрее они доберутся до города, тем лучше для них самих. В городе можно было зарядить аккумуляторы, подзаправиться едой, связаться с родными и близкими, сообщить им, что все в порядке, и двигаться дальше. После Ежа их ждало всего два десятка точек, которые можно было покрыть дня за два, хотя Боря утверждал, что после города точки находятся на больших расстояниях друг от друга и на них надо будет тратить вдвое больше времени. Казалось, что после посещения города, после соприкосновения с какой-никакой цивилизацией, им будет море по колено и двадцать несчастных точек не будут им помехой. Потом наступит время отправки, они вернутся в Еж, откуда вызовут вертолет, а там уже и до дома рукой подать. Юлька безумно соскучилась по родителям, по ночным огням, по друзьям, она не хотела себе признаваться в том, что настолько зависима от всех этих деталей, которые составляли прежнюю ее жизнь, жизнь у родительского очага. Она хотела подбежать к маме и обнять ее что есть сил, поцеловать ее в щечку и сказать: «Привет, мам, я вернулась, и знаешь, у нас было так много интересного». Папа, конечно, спросит, справилась ли она с работой, потом побеспокоится, как она, все ли хорошо. Они отправятся все дружно домой, дорога от аэропорта будет казаться ей чем-то волшебным, кругом будут машины, асфальт, люди и городской смог, запах которого она не ощущала уже целую неделю. Дома, конечно, будет ждать тортик, купленный к ее приезду, они сядут и выпьют чаю. Родители вечером откупорят бутылку вина — отметить ее возвращение, но ее уже не будет дома, она обзвонит всех своих друзей и отправится в какой-нибудь клуб или бар послушать музыку, поотрываться на дансполе. Женька совсем не зависела от всех этих мелочей, ей нравилось здесь, в глуши, среди гигантских лесных исполинов и диких зверей, несмотря на то, что она казалась изнеженной городской «барби», здесь она совершенно преобразилась. Нет, она не переломала длинные ногти, не забыла о том, что такое расческа, она как-то незаметно слилась с природой, она мало скучала по городу, хотя частенько вспоминала, как там родители и Гена. Геннадий был очаровательным трехгодовалым той-терьером, совершенно безумным существом, который готов был при встрече облаять, потом запрыгнуть на коленки и облизать с ног до головы, при этом безудержно виляя хвостом. Юлька не хотела бы иметь такую собаку, да и собака ли это была — большой вопрос. Маленькое лупоглазое и лысое существо, больше похожее на пришельца из иных миров, но о вкусах не спорят, Женька обожала этого пса, а значит, быть любимым Генке до самых его последних дней. Юлька же любила крупных псов, таких, чтобы можно было зарыться в его длинную шерсть, чтоб морда была размером с медвежью и можно было ласково потрепать эту псину за уши, а она в ответ будет смотреть тебе в глаза своим преданным собачьим взглядом. Вот это были собаки так собаки, большие, верные и добрые. Но о собственной собаке можно было только мечтать, мама была против псины и твердо стояла на своем, папа на предложение завести собаку пожимал плечами и смотрел куда-то вдаль, видимо, вспоминая свое далекое детство, проведенное в мечтах о щенке. В общем, собака Юльке не светила, как ни крути, надо было обзаводиться собственной квартирой, чтобы не приходилось кого-то спрашивать на этот счет.

Юля подошла к очередной точке, расчехлила теодолит и начала устанавливать треногу. Почти весь день прошел в полной тишине, по настоянию Миллениума, они старались не забивать эфир. Откровенно говоря, тишина действовала угнетающе, было как-то необычно скучно, без реплик Женьки и Сандаля. Она установила треногу и начала прикручивать к ней теодолит, самое время перекинуться парой слов с подругой, но она уже представляла себе реакцию Бори, потому желание быстро пропало.