Ипатия

– И? – прервал его Филимон. – Тебе передали все, что может придумать злоба, тупость и мстительность. Тебе сказали, что я наступил ногой на крест, совершил жертвоприношения перед всеми богами Пантеона, а, должно быть, и…

Сильно покраснев, Филимон продолжал:

– Что я и… это чистое, святое существо, которое следовало бы почитать как царицу света, не будь она язычницей… – Он остановился.

– Разве я сказал тебе, что верю речам, которые, быть может, слышал?

– Нет, но так как все это самая низкая ложь, то поговорим лучше о чем-либо другом. Во всем остальном я с радостью отвечу на все твои вопросы, дорогой отец…

– Я тебе еще не предлагал их, дитя мое!

– Да, конечно. В таком случае, оставим этот предмет.

Филимон засыпал старого друга вопросами о нем самом, о Памве и всех обитателях лавры, испытывая неизъяснимую радость от обстоятельных и добродушных рассказов Арсения.

Умный старик угадывал причину лихорадочного оживления и словоохотливости Филимона.

– А все-таки ты кажешься мне бледным и худым, мой бедный мальчик!

– Это от усиленной умственной нагрузки, – возразил юноша. – Но теперь я щедро вознагражден, а в будущем ожидаю еще большего.

– Дай Бог! Но кто эти готы, с которыми я только что встретился на улице?

– Ах, отец мой! – обрадовался Филимон возможности поговорить о постороннем. – Так это, значит, с тобой Пелагия беседовала, остановившись в конце улицы? О чем мог ты говорить с подобным существом?

– Про это знает Всевышний! Непонятная симпатия овладела мной при виде… Ах, бедная, несчастная девушка! Но где же ты мог с ней познакомиться?

– Вся Александрия знает эту гадкую женщину! – сказал чей-то голос позади них.

Это был маленький носильщик, давно уже наблюдавший за ними и шедший следом. Он не мог далее молчать и решил принять участие в их разговоре.

– Да, для многих богатых щеголей было бы лучше, если бы старая Мириам вовсе не привозила Пелагию из Афин.

– Мириам?

– Да, монах. Ее имя, как говорят, пользуется известностью не только на невольничьем рынке, но и во дворцах.

– Это еврейка со злыми глазами?

– Еврейку в ней обличает ее имя, а что касается ее глаз, то я нахожу их одновременно и божественными, и дьявольскими; предоставляю твоему воображению, монах, по своему вкусу определить их выражение.

– Но как ты познакомился с Пелагией, сын мой! Это совершенно не подходящее для тебя общество.

Филимон откровенно передал Арсению историю своего путешествия по Нилу и последовавшее за ним приглашение Пелагии.

– Ты, конечно, не воспользовался им?

– Да сохранит Небо ученика Ипатии от подобного унижения.

Арсений печально покачал головой.

– Наверное тебе было бы нежелательно, чтобы я принял ее приглашение?

– Конечно, сын мой! Но скажи, давно ли ты считаешься учеником Ипатии и находишь унизительным посетить хотя бы самое грязное существо, если при твоем содействии возможно обратить на путь истинный заблудшую овцу? Впрочем, ты слишком молод для этого. Без сомнения, она хотела обольстить тебя.

– Не думаю. По-видимому, ее восхитило мое чистое греческое произношение, а также и то, что я родом из Афин.

– А давно ли она сама прибыла из Афин в Александрию? – спросил Арсений после некоторого молчания.

– Сейчас же после разграбления города варварами, – сказал маленький носильщик, который, подозревая какую-то тайну, метался, как раздразненный попугай. – Старуха привезла ее с грузом пленных мальчиков и девочек.

– Время совпадает. Возможно ли найти эту Мириам?

– Мудрый вопрос, вполне достойный монаха! Разве тебе неизвестно, что Кирилл изгнал всех евреев еще четыре месяца тому назад?

– Правда, – тихо пробормотал старик.

– Что с тобой, отец мой? Кажется, ты глубоко заинтересовался судьбой этой женщины.

– Она – рабыня Мириам?

– Нет, она уже четыре года считается свободной женщиной, – ответил носильщик. – По определенным соображениям красавица сочла нужным посвятить свою жизнь александрийской публике и обирала ее, где и как могла.

– Да не покинет ее Творец. Но уверен ли ты, что Мириам нет в Александрии?

Маленький человечек сильно покраснел, а вместе с ним и Филимон. Оба они молчали, помня данное обещание.

– Вижу, что вы знаете более, чем можете сказать. Тебе, друг, не удастся обмануть старого политика, хотя теперь он только смиренный инок. Если ты откроешь мне всю истину, то уверяю тебя, что ни ты, ни Мирам не пострадаете от оказанного мне доверия. В противном случае я сам сумею найти старую еврейку.

Филимон и носильщик продолжали молчать.

– Филимон, сын мой! Неужели и ты в заговоре против меня, или, вернее, против самого себя? Я спрашиваю тебя, бедный юноша, совращенный с истинной стези!

– Против самого себя?

– Да. Я сказал это.

– Я должен сдержать данное слово.

– Я же поклялся бессмертными богами. Знай это, государственный муж или монах, а может быть и то и другое, или ни то, ни другое, – напыщенно добавил маленький человек.

Арсений молчал несколько секунд.