Ипостась

Пленники не шевелились. Автомат четырнадцатый бросил далеко, не достанет. Даже если попытается – восемнадцатая была уверена в своей способности поражать цели. Любые, хоть статичные, хоть быстро движущиеся. Не удастся этот маневр четырнадцатому, получить пулю, если не две, он точно успеет.

– Сама пришла? Большая любовь?

Желания шутить восемнадцатая не имела. Только четырнадцатый молол какую-то ерунду.

И все-таки кто-то там шуршал.

– Скорее она меня притащила. Вот, – пленник повернул правую руку ладонью и вытянул назад, чтобы было лучше видно.

На предплечье была хорошо заметна красная отметина, окаймленная ободком запекшейся крови.

– Что это?

Черт бы их всех побрал – да какая ей разница, что там у этого четырнадцатого на руке?! Вот шорох в зарослях – это может быть серьезно, а до царапины на руке четырнадцатого ей нет никакого дела. Ни-ка-ко-го!

Тогда на кой ляд ты с такой тщательностью разглядываешь ранку?

– Угара, – голос звучал приглушенно, будто говорили в подушку. Это заговорила девка. Правда, голову поднимать не стала, потому и звук такой.

– Молчать! – заорала на нее восемнадцатая и в очередной раз покосилась на шуршащие заросли.

Там точно кто-то был, она увидела силуэт. Или показалось?

– Она сказала, что меня укусила змея. Я не помню ничего, в деревне... – начал объяснять четырнадцатый, но женщина его уже не слушала.

Из кустов, которые не давали ей покоя последние пять минут, отчетливо донеслось что-то вроде «а-а-а-а». Будто кто-то вздыхал или стонал. А потом ветки затрещали, подламываясь, и сквозь них на полянку вывалилось...

Восемнадцатая не поняла сразу, что это было. Да и какая разница? Правило первое при встрече непрошеных гостей: если хочешь жить, сначала выстрели, потом спроси, кто и зачем пожаловал. Это главное правило, если следовать ему неукоснительно, остальные смело можно пропустить.

«Патанг» коротко вздрогнул, отправив кусочек раскаленного металла в смертоносный полет. Впрочем, на этот раз лететь совсем недалеко. Восемнадцатая стреляла одиночными, она терпеть не могла автоматическую стрельбу. Особенно – длинными очередями, пуль по двадцать, как любили палить городские прохвосты, возомнившие себя крутыми бандитами. Как правило, подобные имбецилы стреляли лишь однажды, второго шанса им уже никто не предоставлял – когда палят, не отпуская курок, выйти из укрытия можно почти без опаски, вероятность, что заденет пулей, близка к нулю. Можно даже прицелиться, выбрав место, в которое придурку вонзится смерть, выпущенная из твоей винтовки.

Шестой, безумно вопя, вывалился из кустов прямо под ноги восемнадцатой. Пуля пробила ему грудь справа. Рана несмертельная. В случае, если этого олуха кто-нибудь собирался лечить в этой глуши. У кого как, а у восемнадцатой таких планов точно не было. Да и с ногами у бойца большие проблемы. Их не было – в смысле ног, одни проблемы и остались. Вместо ступней ниже голеней болталось два кровавых, словно кем-то пожеванных, куска плоти. Видимо, сходил на рандеву, назначенное Лейтенантом. В срок не успел, что ли, что так далеко проползти сумел?

Ствол автомата дернулся в сторону всего на мгновение. Но четырнадцатый успел за это время сделать одно почти неуловимое движение. Хороший боец, отличный – в руке четырнадцатого блеснул большой зазубренный нож, какие входили в боевой комплект всех наемников из «номерного» отряда.

Еще один выстрел. Пуля звонко ударила в лезвие, почти одновременно с носком ботинка, врезавшегося в ребра шестого, осточертевшего своим криком. Нож, мимолетно сверкнув солнечным зайчиком, исчез в густой листве.

– Всем заткнуться! – заорала восемнадцатая так, что голос сорвался на хрипоту. На случай, если кто-нибудь здесь плохо слышит. – И не двигаться! Второй раз предупреждать не буду!

Интересно, а зачем предупреждала первый?

Шестой не унимался. Ну чего он так орет? Сил никаких нет.

Третий выстрел. Шестой вздрогнул последний раз и замер, вытаращив бездумные глаза в маячащее за плотными кронами небо. Хотя он и при жизни интеллектом не блистал.

– Еще одно движение – и отправишься следом за шестым, – прошипела женщина, целясь в спину четырнадцатого.

– Зачем мы тебе? – спросил тот.

Именно спросил. Просто, словно задал ничего не значащий вопрос, ведя светскую беседу. Не стонал, не ныл, говорил ровно и спокойно.

– С чего ты взял, что интересуешь меня?

– Тогда иди своей дорогой. А мы пойдем своей. Хорошо?

– Нет, – сказала она, но продолжала стоять, рассматривая спину четырнадцатого через прорезь прицела.

Это же так легко – надавить на спусковой крючок, потом перевести ствол немного направо и вниз, нажать еще. И идти. Своей дорогой, как сказал четырнадцатый. У нее ведь еще уйма дел. Но отчего-то палец никак не желал давить на теплый угловатый металл, спуская курок.

С шестым дело было проще – он в любом случае был не жилец. А узкоглазые, которые жили в своей занюханной деревеньке, спрятавшейся в глухом девственном лесу? Они тоже были не жильцы?